– Уверена, что болезнь никак не связана с моими визитами к тебе, – солгала Мария. – Но я рада, что ты получил мою записку. Запрет на свидания с заключенными долго не снимали…
– Да. Я подумал, что его могут никогда не снять, – сказал Андреас, предлагая Марии сесть.
Помимо кровати, в камере имелся небольшой столик и стул, аккуратно задвинутый под него.
На полу, выложенном плиткой, не было ни пятнышка, постельное белье выглядело чистым, а в самой камере едва уловимо пахло каким-то дезинфицирующим средством. Мария подумала, что такие условия одобрил бы даже ее муж.
– Итак… – Она не знала, с чего начать.
Впервые им с Андреасом дали возможность нормально поговорить. Все предыдущие их беседы сводились к нескольким коротким вопросам и ответам, которые приходилось выкрикивать, чтобы перекрыть шум, стоявший в комнате свиданий. И вот теперь они оказались лицом к лицу в полной тишине.
– Спасибо, что пришла, Мария.
– Да что ты, это… это… – Мария запнулась в поисках подходящего слова.
Сказать «это мне в радость» значило солгать. «Это мой долг» – тоже было не очень похоже на правду. Женщина замолчала, не зная, как закончить фразу. Андреасу же явно не терпелось о чем-то рассказать. Он больше не был тем равнодушным, холодным гордецом, который женился на ее сестре. Прежде Андреас держался крайне надменно и со всеми, кроме своего отца, общался свысока. Сейчас перед Марией был совсем другой человек.
– Благодаря тебе моя жизнь полностью изменилась, – очень серьезно начал он, чем сильно смутил свою собеседницу. – Теперь я получаю письма от отца! После твоего последнего визита ко мне он пишет каждый месяц. К сожалению, нам не разрешают оставлять письма у себя. Но они все изменили. – (Мария не поняла, что Андреас имеет в виду.) – Вначале он писал мне о своем гневе, горе, унижении. Я прекрасно понимал его. По крайней мере, мне так казалось. Затем отец признался, что они с матерью почти не говорили обо мне после той ночи. Это был их способ справиться с навалившимся на них горем. Он очень ясно дал понять, что я разбил сердце матери. В том, что она умерла, был виноват именно я. Ольга уже писала мне об этом, но услышать подобное от отца было в тысячу раз хуже. Его первые письма сделали мое пребывание в этом жутком месте еще более невыносимым, если такое вообще возможно… Я стал их бояться. Иногда я даже не хотел их открывать. Я винил во всем тебя, Мария, потому что понимал: отец начал мне писать после того, как узнал о твоих посещениях. Все, о чем он писал, было правдой. Я чувствовал, как кинжал позора все глубже вонзается в мое сердце.
Мария заерзала на стуле. Она хотела извиниться за причиненную ему боль, однако Андреас не дал ей заговорить.
– Вначале от его писем моя душа разрывалась на части. Слова о том, сколько горя и печали я ему принес, постоянно крутились у меня в голове. Но его письма также служили подтверждением того, что отец признавал мое существование. Он как бы говорил мне: «Андреас, ты мой сын». Ты не можешь себе представить, что это значило для меня. Я с нетерпением жду каждого письма. Нам положено только одно письмо в месяц, и все же это лучше, чем ничего. Иногда в этих письмах всего пара строк, тем не менее они продолжают приходить, Мария. И только это по-настоящему важно для меня. – Андреас замолчал на мгновение. – Мне стало грустно от мысли, что ты махнула на меня рукой, а потом начались эти беспорядки…
– Я знаю, знаю. Сколько воды утекло… – пробормотала Мария.
Внезапно раздался звук открываемой двери.
Их время истекло. Андреас быстро вытер лицо рукавом.
– Мария, пожалуйста, возвращайся скорее. Я так много хочу тебе рассказать! И если увидишь моего отца, пожалуйста, поблагодари его за меня.
– Пошли! – рявкнул охранник. – Время вышло. Выходи. Сейчас же!
Мгновение спустя Мария покинула камеру Андреаса и, подгоняемая охранником, поспешила к выходу.
Этот визит сильно отличался от всех предыдущих. Тем же вечером за ужином Николаос заметил, какой радостной выглядит его жена после встречи с Андреасом.
– Его перевели, представляешь? – сообщила она мужу. – В этом новом корпусе очень чисто. И пахнет больницей, – поддразнила Мария Николаоса. Она знала, насколько важна для ее мужа гигиена.
– Почему его перевели? – спросил доктор Киритсис.
– Он не сказал. Он много чего не успел рассказать…
Николаос не стал вдаваться в подробности. Его совсем не радовало, что жена вновь стала посещать то ужасное место. Из-за этих визитов он чуть не потерял ее.
Однако не только это вызывало беспокойство доктора Киритсиса. Встречи его жены с Андреасом Вандулакисом пугали его. Что, если София узнает, кто ее настоящий отец? После Марии эта девочка была самым дорогим человеком в жизни Николаоса. Некоторое время назад они узнали, что Мария не сможет иметь детей. Это было одним из последствий проказы. Поэтому оба понимали, что, кроме Софии, других детей у них не будет.