Однажды ночью в августе

– Давненько не виделись, – приветствовал он Марию с сарказмом, делая пометку о посещении в досье Андреаса.

Мария не нашлась что ответить, поэтому просто промолчала. Надзиратель повернулся к ней спиной и принялся рыться в своей картотеке, тихонько напевая что-то себе под нос. Марии показалось, что со времени ее последнего визита он успел набрать пару лишних килограммов.

– Ваг… Вал… Ван… Вандулакис… Где же ты, Вандулакис? – пробормотал он. – Мм, Вандулакис. Вандулакис… Вандулакис… Вандулакис…

Чем дольше надзиратель искал нужную папку, тем в более веселое расположение духа он приходил и тем сильнее раздражалась Мария. Как можно было потерять заключенного? Со своего места Мария прекрасно видела, в каком беспорядке содержалась картотека. Ей не терпелось подняться и самой продолжить поиски.

К раздражению Марии прибавилась тревога. А если досье Андреаса выбросили? Вдруг он погиб во время беспорядков? В конце концов она решила, что именно это с ним и произошло. Он был убит в ходе восстания заключенных, и его имя просто не попало в списки погибших.

Но как только она собралась высказать свое предположение вслух, надзиратель внезапно прекратил поиски и захлопнул ящик с папками.

– Я понял! – воскликнул он с воодушевлением. – Я знаю, в чем дело!

Он повернулся и наклонился к Марии, приблизив к ней лицо почти вплотную. Женщина вздрогнула, когда ей в нос ударил запах табака.

– Я только сейчас вспомнил! Его же перевели.

Мужчина выпрямился и не спеша двинулся к шкафу, стоявшему в другом углу. Мария почувствовала такое облегчение, что на какое-то время утратила дар речи. Ее злила медлительность надзирателя – ведь с каждой минутой ей оставалось все меньше времени для разговора с Андреасом. Мария вспомнила обо всех тех женщинах, что ждали снаружи. Из-за халатности этого офицера они могли вообще не увидеться сегодня со своими близкими.

В конце концов надзиратель нашел досье Андреаса.

– Вот ты где. – С этими словами он выудил из шкафа нужную папку. – В другом крыле.

Мария и не подозревала о существовании «другого крыла», но обрадовалась, что Андреаса не перевели в другую тюрьму.

– Гамма десять, – сказал надзиратель молодому охраннику, ждавшему у двери. – Отведи эту прокаженную в гамму десять.

Слова больно ужалили Марию. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы никак не отреагировать на них, и, к счастью, удалось не уронить своего достоинства. Она ненавидела надзирателя всей душой – такого сильного отвращения в ней не вызывал больше ни один человек.

Мария встала и поспешно покинула помещение вслед за охранником. Она старалась не отставать от своего проводника – куда бы Андреаса ни перевели, это место располагалось значительно дальше от комнаты для свиданий, чем его прежняя камера. Женщина старалась не смотреть на жалкие постройки, мимо которых лежал ее путь, и все же заметила несколько лиц, выглядывающих из зарешеченных окон. На этих лицах она успела прочесть выражение гнева, печали и любопытства.

Наконец они подошли к зданию, которое выглядело новее остальных. В его коридорах витал запах свежей краски. Охранник открывал одну дверь за другой. Марии все они показались одинаковыми, и она поразилась его способности выбирать из связки ключей подходящий, почти не задумываясь, – у этих дверей не было абсолютно никаких опознавательных знаков.

Они прошли почти до самого конца коридора. С каждой стороны насчитывалось по тридцать дверей. Мария решила, что все это – камеры заключенных. Но сколько мужчин находилось в каждой из них, она могла лишь гадать. Однако хорошо было уже то, что повсеместная вонь экскрементов в этом новом корпусе перебивалась запахом эмульсионной краски.

Охранник остановился у предпоследней камеры и открыл маленькое окошко в двери, чтобы заглянуть внутрь.

– Вот тот, кто тебе нужен, – сказал он. – У вас пять минут, а затем я вернусь. Вроде бы он больше незаразен.

Охранник захлопнул окошко и вновь безошибочно вытащил из связки нужный ключ.

Дверь распахнулась. Мария, вся трепеща, вошла в камеру, и ключ повернулся в замке у нее за спиной.

В камере стояла кровать, на ее краю сидел Андреас. Голова его была обрита, а рубашка на нем сияла такой же белизной, как свежеокрашенные стены.

Марию потряс не столько внешний вид ее зятя, сколько тот факт, что она оказалась с ним наедине в комнате размером три на четыре метра. Она попала в камеру одиночного заключения? Андреас был за что-то наказан?

– Мария! – Андреас встретил ее взглядом, полным изумления, который женщина помнила еще с самого первого своего визита в тюрьму.

– Мне так жаль… – тут же извинилась она. – Мне так жаль, что я не смогла приехать раньше.

Мария почувствовала некоторую неловкость, извиняясь перед убийцей сестры, однако ее слова были искренними. Она сильно сожалела о столь долгом перерыве в их встречах.

– Я получил твою записку, – сказал Андреас. – Ужасно, что ты болела так сильно и так долго. Просто ужасно. Я очень надеюсь, что ты подхватила эту заразу не здесь. В этом месте полно микробов.