Однажды разбитое сердце

– Неужели ты думала, что я предам тебя?

– Думаю, ты уже предала меня. Я наконец-то узнала, что кулинарные книги на твоем ночном столике на самом деле были книгами с заклинаниями.

– Это не то, что ты думаешь, – возразила Марисоль.

– Хватит врать. – Эванджелине пришлось приложить все усилия, чтобы говорить тихо, лишь бы стоящая снаружи стража не услышала. – Я видела твои книги заклинаний. Я знаю, что ты дала Тиберию любовное зелье, точно такое же, какое ты дала Люку.

У Марисоль отвисла челюсть, плечи опустились, и она попятилась назад, ударившись позвоночником о столбик кровати. Она дрожала, словно раздуваемая ветром лента, уничтоженная одним-единственным обвинением.

50

Это было то самое подтверждение, в котором так нуждалась Эванджелина, но ощущения триумфа почему-то не было, пока она наблюдала за своей сводной сестрой, с трудом подбирающей слова.

Марисоль открыла рот, но издала лишь всхлип. Слабый, без намека на слезы.

Но Эванджелина знала, что не может позволить снова одурачить себя только потому, что Марисоль выглядела словно невинный ягненок.

– Я… сожалею о Люке. Но клянусь, я… я не накладывала заклятие на Тиберия. – На ее худом лице мелькнула вспышка боли. – Я усвоила урок после того, что случилось с Люком, после всех имен, которыми меня нарекли в газетах, хотя, полагаю, я действительно заслужила это. Но ты должна поверить мне, Эванджелина. Я никогда не хотела причинить тебе боль.

– Ты украла парня, которого я любила, а потом выставила меня убийцей. Разве это могло не причинить боли?

– Я не выставляла тебя убийцей. Как ты можешь так думать? Я только что спрятала тебя. До сих пор прячу, а если бы хотела, чтобы тебя поймали за убийство, просто позвала бы солдат за моей дверью. Но я этого не сделала, и не собираюсь делать. – Марисоль закрыла рот, более решительная, чем Эванджелина когда-либо ее видела.

Однако то, что Марисоль не была совсем бессердечной, еще не означало, что сводная сестра невиновна. Она призналась, что наложила заклятие на Люка. Эванджелину не обмануть, вызвав сочувствие к Марисоль из-за ее содрогающейся груди, умоляющих глаз или того, как надломился ее голос, когда она заговорила.

– Знаю, ты мне не доверяешь, и я не могу винить тебя после всего, что я сделала с Люком. Но я действительно не хотела причинить тебе боль.

– Тогда почему ты это сделала? – спросила Эванджелина. – Почему ты выбрала его, если не для того, чтобы причинить мне боль?

Огонь в очаге потрескивал, наполняя комнату волной тепла. Марисоль прерывисто выдохнула.

– Я никогда раньше не применяла заклинания, даже не думала, что они сработают. Но, наверное, я завидовала тебе, – призналась Марисоль. – У тебя было столько свободы и уверенности в том, кто ты есть и во что веришь. Ты даже не пыталась вписаться в общество, как мне всегда твердила мама. Сохранила странный цвет волос и говорила о сказках так, как будто они реальны и все остальные тоже в них верят. Ты должна была стать отверженной, но люди любили тебя и твою маленькую лавку странностей, и, хотя твоего отца больше нет, он бы гордился тобой. А у меня была мама, которая хотела, чтобы я сидела прямо и выглядела красиво. Но я никогда не была достаточно хорошенькой, потому что не могла привлечь внимание ни одного ухажера, и мама не переставала напоминать мне об этом день за днем.

Марисоль смахнула несколько слезинок. Она казалась такой прекрасной в коридоре, а сейчас выглядела несчастной. Обнимала себя за плечи, еще больше съежившись, пока ее тело сотрясали рыдания. И Эванджелина не могла не проникнуться к ней сочувствием.

Слова Марисоль ошеломляли – никому бы не нравилось, когда его называют странным или отверженным, – и выбор слов был ужасен. Но и мать Марисоль была ужасна, всю жизнь подкармливая собственную дочь ядовитыми идеями.

– Однажды я не выдержала и решила, что постараюсь быть немного похожей на тебя. Я изучала… магию. – Марисоль закончила говорить шепотом, как будто это все еще заставляло ее нервничать. – Одна из кулинарных книг, которые ты мне подарила, на самом деле оказалась книгой заклинаний. Полагаю, я выбрала Люка, потому что он был добр к тебе. Я знала, что ты тайком встречаешься с ним. Однажды я последовала за тобой, увидела, как он смотрит на тебя, и мне захотелось того же. Я хотела кого-то доброго, того, кто произведет впечатление на маму. Но я не думала, что это сработает, не думала, что оно окажется настолько действенным.

– Почему ты не отменила его? – спросила Эванджелина.

– Я хотела, но в моей книге говорилось, что единственные способы снять заклятие – это яд вампира или убийство человека. Мне оставалось только выйти за него замуж или оставить его несчастным навсегда.

Эванджелина почувствовала первый укол вины, и ей стало труднее злиться на Марисоль. И хотя Эванджелина сомневалась, что сводная сестра полностью честна с ней, она не могла оспорить эти объяснения или осудить ее за эту часть истории, поскольку Эванджелина сама сотворила нечто подобное с Аполлоном.