Однажды разбитое сердце

– Нет! Я бы никогда не причинил тебе вреда. – Голос Люка стал грубее, чем она помнила, куда более отчаянным. – Эва, пожалуйста, не уходи. Понимаю, ты, должно быть, напугана, но я не укушу тебя, если ты выпустишь меня. Я не хочу быть вампиром. Я пришел сюда только потому, что мне сказали, будто вампирский яд – самое могущественное целительное средство в мире, и он может избавить от всех моих шрамов и ран.

Каждый сантиметр его кожи был безупречен, совершеннее, чем во всех ее воспоминаниях. Слишком идеален. Трудно было поверить, что на ней когда-то находились шрамы. И Эванджелина хотела сказать ему, что ее бы не волновали шрамы по всему телу – она на самом деле предпочла бы их этой чересчур безупречной версии. Но Люк заговорил прежде, чем она успела что-либо сказать.

– Я лишь хотел исцелиться. Я… – Его глаза скользили по залу с клетками.

Другие новообращенные ненадолго затихли. Они наблюдали за происходящим с восторженным, нечеловеческим вниманием. Эванджелина не хотела верить, что Люк был таким же, как и они. В его голосе звучали человеческие эмоции. Но когда она заглянула ему в глаза, он выглядел как остальные: запекшаяся кровь запятнала теплый смуглый цвет его шеи и замарала белую рубашку.

– Я не хочу этого, клянусь.

– Он лжет. – Джекс схватил Эванджелину за запястье и потянул за собой.

Она не могла винить его. Это был не единственный зал, кишащий вампирами. Но Люк еще не обратился в вампира.

– Эва, – взмолился Люк. – Знаю, что у тебя есть все причины ненавидеть меня. Я знаю, что разбил тебе сердце. Но на мне лежало проклятие.

Хватка Джекса на запястье Эванджелины ослабла.

– Ты сказал «проклятие»? – переспросила она. И внезапно Люк перестал являть собой извращенные проделки разума. Он стал похож на правду, с которой она боялась соприкоснуться. Последние несколько месяцев Эванджелина сходила с ума, гадая, действительно ли был Люк проклят или она сама выдумала проклятье, чтобы пережить его отказ.

Холодная рука Джекса снова потянулась к ее запястью, снова предупреждая о том, что пора уходить, но Эванджелина проигнорировала его.

– Что за проклятие? – спросила она.

Люк отпустил прутья решетки, чтобы провести рукой по волосам, – знакомый и пугающе человеческий жест, от которого у нее защемило сердце.

– Я не осознавал этого до сегодняшнего вечера, пока яд вампира не попал в кровь и не прояснил мою голову. Даже описать не могу, на что это было похоже. Я помню лишь твою сводную сестру, как она стала единственной, о ком мог думать. Именно поэтому я приехал сюда: мне нужно было стать идеальным для нее. После того, как меня растерзал волк, мои шрамы были недостаточно сексуальными…

– Он только что сказал «сексуальные» и «шрамы» в одном предложении, – проворочал Джекс. – Ты действительно хочешь это слушать?

– Тс-с, – шикнула Эванджелина.

– После нападения, – продолжил Люк, – твоя сводная сестра выбежала из дома, едва взглянув на меня. Я пытался навестить ее, когда раны зажили, но она даже не открыла дверь. ПЫТАЛСЯ писать, но она не отвечала на письма.

– Она говорила другое.

Он обиженно покачал головой.

– Она лгунья. Если бы Марисоль писала мне, я бы не смог игнорировать ее письма, даже если бы захотел. Она заставила меня отчаянно желать быть с ней. Я был одержим. Все случилось в тот день, когда я сделал ей предложение. Я пришел к вам домой, чтобы повидаться с тобой, но меня встретила Марисоль. Она взяла мое пальто, помню, как ее пальцы коснулись моей шеи. После этого она заполнила все мои мысли. – В его тоне послышалось отвращение.

Все было так, как и предполагала Эванджелина. Она не бредила и не впадала в отчаяние. Люк бросил ее и попросил Марисоль выйти за него замуж только потому, что был проклят. Единственное, в чем она ошибалась, так это в том, кто наложил злые чары. Не ее мачеха, как думала Эванджелина, а Марисоль.

Эванджелина чувствовала себя так, словно ее ударили кулаком в живот. Она считала Марисоль очередной жертвой, невинной овечкой, – той, перед кем нужно было загладить свою вину. Все это время Эванджелина терзалась чувством вины за то, что она разрушила жизнь Марисоль, но если слова Люка были правдой, то сводная сестра первой перевернула мир Эванджелины с ног на голову.

Она не хотела делать поспешных выводов. Но она видела книги заклинаний в комнате своей сводной сестры, Джекс предупреждал ее, в газетах писали об этом, а теперь и признание Люка, который даже не знал, что Эванджелину посещали мысли о его проклятье.

– Когда меня укусили сегодня вечером, я почувствовал, что впервые за несколько месяцев могу мыслить здраво. – Глаза Люка сияли, пока он смотрел на нее. – Наконец-то почувствовал себя самим собой. Но потом меня затащили в эту клетку, и я никогда не выйду из нее живым, если ты мне не поможешь. Если боишься, можешь не отпирать ее. Просто подай мне какое-нибудь оружие со стены, чтобы я мог сломать замок. А потом я докажу тебе, что не хочу быть вампиром. Я хочу только тебя, Эва.

– Даже не думай об этом, – сказал Джекс.

– Но… – Она еще раз посмотрела на Люка сквозь решетку. – Я не могу оставить его в таком состоянии.