Может быть, Фрэнк уехал в Новый Орлеан? Где-то он должен же быть. Если понадобится, я просижу на телефоне всю ночь, пока не свяжусь с ним. Я позвонил в Новый Орлеан. Я нервно ходил по комнате, ожидая, пока мне ответит оператор. Прошло десять долгих минут. В Новом Орлеане мне ответил Дадли:
– Его здесь нет; попробуй Хот-Спрингс.
Я позвонил в Арканзас. Я наорал на оператора, потому что он соединил меня с задержкой в несколько минут, которые показались мне слишком долгими. Фрэнка там не было. Мне ответили:
– Попробуйте Чикаго.
Попробовать Чикаго? Я был близок к панике. Для меня это вопрос жизни и смерти, а они отвечают таким безразличным тоном. Они не торопятся, как будто им все равно, свяжусь я с этим парнем или нет. Но где, черт побери, он может быть? Это моя последняя надежда. Я должен его найти. Я в ярости теребил рычажок телефона, охваченный бессмысленной злобой. Я перепугал своим голосом телефонистку, потребовав соединить меня с Чикаго.
Я застонал, когда Фишетти из Чикаго ответил мне:
– Здесь его нет. Попробуй Детройт.
Обливаясь потом, я потребовал соединить меня с Детройтом. Мне захотелось разнести все вдребезги, когда в телефоне ответили:
– Его нет в Детройте.
Я заорал в трубку:
– Где он, черт возьми? Это срочно и очень важно. Я должен с ним связаться.
Спокойный голос из Детройта ответил:
– Кто знает, где он может быть? У него дела по всей стране. Вы пробовали Чикаго?
Я в ярости перечислил все города, в которые уже звонил: «Новый Орлеан, Чикаго, Хот-Спрингс, Детройт».
Спокойный голос спросил:
– А как насчет Джерси?
В самом деле, почему я не подумал о Джерси? Какой я болван! Он мог быть на другой стороне реки.
Почти не контролируя себя, я набросился на оператора и выкрикнул в трубку номер телефона в Джерси. Солли сообщил, что его там нет. Черт, что это за конспирация? Никто не хотел мне сказать, где Фрэнк. Кто-то должен был знать, где он находится, или хотя бы назвать номер, по которому с ним можно поговорить. Майами? Один шанс из тысячи, чтобы он был там в это время года. Я позвонил в Майами.
Смеющийся голос ответил:
– А что ему тут делать? Заведение закрыто.
Отчаяние продержало меня у телефона всю ночь. Я обзвонил все Западное побережье. Я звонил в Мексику. Я звонил в Канаду.
Все без толку. Начинало светать, и у меня больше не было телефонных номеров. Я чувствовал себя опустошенным. В горле пересохло, голос стал хриплым, как у Фрэнка. В ушах звенело. Меня тошнило от усталости, когда я в последний раз позвонил на коммутатор и попросил разбудить меня в восемь.
Телефонный оператор сказал:
– Вы знаете, что наговорили за эту ночь на четыреста долларов?
– А вам-то что за дело? – накинулся я на него. – Выставите счет.
Я с грохотом бросил трубку. Я опустошил на треть бутылку виски и погрузился в тяжелый сон.
Меня разбудил телефон. Телефонистка на коммутаторе сказала:
– Доброе утро, уже восемь часов.
Я пробормотал: «Спасибо» – и повесил трубку.
Я был взвинчен, меня мучила головная боль. Я взял бутылку и сделал большой глоток. Мне потребовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Что у меня там запланировано на сегодня? Ах да, я должен пойти в банк, закрыть свой счет и взять деньги из депозитного хранения.
Я быстро оделся, достал из шкафа большой саквояж и вышел из номера. Я посмотрел на часы – двадцать минут девятого, слишком рано, чтобы идти в банк. Я зашел в «Автомат» и просидел там некоторое время, выпив подряд несколько чашек черного кофе.
Я взял такси и поехал в Публичный национальный банк. Он еще не открылся. Минут пять я ходил взад-вперед по улице. Почему я так нервничаю? В банке я оказался первым посетителем. Закрывая свой счет, я подозрительно оглядывался по сторонам.
Без всякой необходимости я сообщил кассиру:
– Собираюсь уехать из города по важным делам.
Он улыбнулся:
– Какими купюрами?
Я ответил:
– Сотнями.
Я даже не пересчитал деньги, торопливо укладывая пачки в саквояж. Стоявший рядом посетитель посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
Я грубо спросил:
– На что уставился?
Он поспешно отвернулся.
Я спустился по лестнице в депозитный зал. Охранник поздоровался со мной и открыл дверь. Я быстро вошел, вытряхнул содержимое своих депозитных ящиков в саквояж и поднялся наверх.
Я шел по улице с деньгами, нервно озираясь и ускоряя шаг. Мне казалось, что все прохожие смотрят на меня и каждый из них знает, что я несу в саквояже. Было бы очень глупо, если бы шайка каких-нибудь грабителей напала на меня в эту минуту и отобрала все мои деньги. Такой куш порадует кого угодно – целых двести штук.
И что мне тогда делать – сослаться на профессиональный иммунитет, заявив: «Руки прочь, ребята, я занимаюсь тем же, что и вы?»
Господи, я схожу с ума. Никто не знает, что у меня в саквояже. Или знает?