Вся эта система работает как часы и выполняет самые разные функции. Она помогает вмешиваться, не затрагивая государства и не ставя его под удар. Она помогает частным лицам с большими состояниями законно продвигать свои интересы. Она помогает строить американский мир, не тратя на это денег налогоплательщиков. Она позволяет при смене власти давать приют и средства к существованию специалистам перешедшей в оппозицию партии, позволяет сохранять кадры до следующих выборов – и одновременно делает бессмысленным держаться за власть до конца и любой ценой, как это бывает у нас. Наконец, система эффективно утилизирует потенциальных диссидентов в научной среде. Создает иллюзию, что в процесс принятия решений вовлечены все, хотя это не так. Приведу пример – один из самых мощных кустов политологических и политических подрывных центров создан на базе Ливерморской ядерной лаборатории. То есть политологией занимаются физики- ядерщики. С другой стороны – а почему бы нет? Занялся же у нас политикой академик Сахаров – и все знают, к чему это привело. Созданная американцами система ассимилирует такие души прекрасные порывы и направляет их в нужное русло – занимайся политикой, меняй систему, но у врагов США, а не дома. Если бы Сталин в свое время загрузил таких, как Ванников и Сахаров, проблемой социалистической революции в США – я уверен, они бы точно что-нибудь придумали.
Алана, похоже, имела какое-то отношение к группировке либо второго, либо третьего уровня. Совмещая эту работу с работой на правительство, что запрещено, но очень трудно отслеживается. Особенно со времен Обамы, который перетряхнул Госдепартамент, буквально набив его выходцами из некоммерческих неправительственных организаций. А ее дядя – может, и первого. Но у всех этих группировок есть одна общая черта – они почти всегда беззащитны перед простым физическим насилием. Умные, а часто даже чересчур умные, они думают, что настоящая жизнь – в Интернете, на площадях, в призывах. Они просто не берут в расчет, что их могут прийти и просто убить. Просто – как переключатель повернуть.
Усиленные ксеноновые фары высветили забор, потом ворота – доступ тут карточкой. Ну, вот, мы и на месте…
В любой набор выживания всегда входит спиртное. Оно нужно для самых разных целей, и рану продезинфицировать, и внутрь принять – от шока. Спецнабор лежал у меня в сумке вместе с А-паками[66], я достал его, отвинтил крышку у фляги.
– Пей. Только залпом. Закрой глаза и глотай.
Алана послушно проглотила, глаза ее полезли из орбит, она сипло закашлялась.
– Что… – просипела она, – что это… это же не водка?
– Как я могу предложить даме водку? Чистый спирт…
Откуда это[67], Алана не знала, она пыталась дышать обожженным горлом. Потом произошло то, что я и ожидал, она заплакала – горько, как ребенок, по отношению к которому поступили несправедливо. Не думаю, что она притворялась в этот момент.
Я сел рядом. Чтобы не терять время даром – подтянул ногой пакет с патронами[68] и начал набивать автоматные магазины. Жизнь у нас пошла дикая…
Интересно, я уже в розыске или еще нет? А Алана?
В принципе – уйти я смогу. Что с ней, что без нее. Вопрос немного в другом: уйду я – и что дальше? Дальше – они победят. А потом будет война. От которой не уйдешь. От которой не спрячешься.
Или поступать, как поступал Колчак. Если чего-то страшишься – иди этому навстречу. Тогда не так страшно.
– Алана, – спросил я, – что вообще происходит?
Боба я встретил на аэродроме, он прилетел на грузовой версии «Цессна Гранд Каргомастер», по документам принадлежащей ФедЭксу. Вместе с ним прилетели еще четверо, в грузовом отсеке самолета, что было запрещено, – но они так явно не первый раз летали. Пока мы перегружали все, что было в самолете, в арендованный фургон, я рассказал Бобу все, что рассказала мне Алана.
Боб выслушал это спокойно, даже без вопросов. Когда я закончил, он задал мне один вопрос – только один:
– Ты ей веришь?
– Звучит, конечно, дико, но…
– Это не ответ.
Я сплюнул на бетон.