Однажды в Челябинске. Книга первая

— Хорошо. Не хочешь про это, давай про хоккей. После твоей скоропостижной смерти ты станешь знаменитостью, обретешь такую славу, о которой ты не мечтал даже в самых смелых грезах: все будут говорить о тебе и о том, что с тобой произошло, будут лелеять, хвалить, вспоминать, терзаться, почему тебя больше нет, плакать и скорбеть. Будут разбираться, заведут дела, найдут виновных, те откупятся, посему накажут крайних. Возможно, снимут фильмы, документальные по большей части. Никогда не проливали столько слез и так о тебе не говорили, как будут говорить и плакать после твоей кончины. Будешь звездой — стараться здесь особо не нужно. Нет жизни — нет проблем. Ты же этого хотел. Разве я не прав?

Вольскому показались странными и необъективными доводы его собеседника, но факт, что ему хотелось уйти в мир иной, хоккеист отрицать не мог, поэтому отделался общей фразой человека правильного и принципиального:

— Никогда не слышал ничего абсурднее.

— Но это правда. Ужасно — через каждую секунду «хоккей» да «хоккей»! Для чего ты вообще ввязался в этот хоккей — это опасный спорт, он совершенно тебе не подходит. Такому, как ты, нужно заниматься чем-нибудь другим — творчеством, спокойным и размеренным.

Собеседник хотел, как и Елизаров в реальности, подавить моральную стойкость Ильи, наталкивая на дурные мысли. Фантом ничуть не разочаровался, когда услышал критику в сторону доводов о смерти, хоккее, друзьях. Нечто, говорившее с Вольским в то время, сделало вывод: что-то светлое в нем осталось, причем эти чувства сильные и искренние. Когда же они собираются пробиваться наружу и нести его обратно к жизни?

Илья думал недолго — из всех прелестей занятия хоккеем он выдал только одну, самую характерную для себя:

— Когда конек касается льда, я забываю обо всех своих проблемах и невзгодах. Это другой мир и другая жизнь — непосвященным не понять, — с легкой усмешкой сказал он, но она быстро исчезла с его бледного лица. — А сейчас вроде бы все в порядке, а внутри хуй знает что происходит. А ведь тело нужно содержать в таком виде, чтобы душе не хотелось… его покинуть…

— Да, с этим трудно спорить — уроки жизни не прогуляешь, не то что уроки в школе.

— Как же хорошо было тогда, до всего этого.

Собеседник опустился на корточки перед Вольским: