Однажды в Челябинске. Книга вторая

Вадим никак не ожидал, что непрезентабельный алкоголик способен выдать столь душещипательную историю. Она надолго западает в память. Попутчик словно наяву видел то, что пережил. Алкоголь для Вадима после услышанного будет пахнуть по-особенному мерзко.

– Теперь я понял, о чем он думал и что готовил. Сегодня он просто ушел, – закончил рассказ Михаил Григорьевич, опустил голову и снова залился горькими слезами. – Останови машину. На воздух хочу, – Вадя без разговоров выполнил просьбу.

Свежий снежок тонким слоем накрыл дороги в округе, будто тополиный пух летом. Слесарь в слезах вышел из «Жигулей» и опустился на колени перед ближайшим сугробом на обочине, потянулся к снегу, зачерпнул его в ладони и искупал в нем раскрасневшееся лицо. Не отдышаться толком; замучила изжога.

– Мы вроде бы как почти на месте, – произнес Вадим.

И правда. Впереди возвышается бескрайний бетонный забор, за которым бесчисленные горы и лабиринты металлолома, которые сегодня должен сторожить Андрей. Михаил Григорьевич готов хоть сейчас идти туда – с пылу с жару.

– Точно.

– И какой у тебя план?

– Идти к нему.

– Туда, что ли?

– Здесь недалеко дыра в заборе. Лом там подворовывается.

– Ты еще и с работы сына воровал? – Вадику не ответили. Он задал иной вопрос. – Помощь нужна? – любой другой на его месте давно бы унес ноги. Приключений у Вадима сегодня в достатке. Кореша явно предъявят. Но ему стремно бросить мужика в беде. Вадик мельком слышал об Андрее (ходили разговоры в шараге), но не знаком с ним.

– Езжай домой. Ты и так сделал для меня предостаточно.

– Пестик свой возьми, – напомнил Вадим, протянув оружие Михаилу Григорьевичу. Тот и позабыл про неожиданную находку в бачке рядового с виду унитаза.

***

Пробираясь сквозь горы металлолома, Михаил Григорьевич очень хотел увидеть сына. Сомневался, найдет ли нужные слова для тяжелой беседы и захочет ли Андрей видеть горе-отца? Мужик решил идти до конца, однако порывы слабости стали одолевать все чаще. А сердце в один момент стало стучать как заведенное. В глазах темнело. Пришлось припасть к земле, отдышаться и брести дальше. Сильнейшее желание реабилитироваться боролось с уставшей, немощной, потрепанной физической оболочкой, которая отказывалась работать. Дорога от ограды до будки скупщиков оказалась неимоверно длинной.

На время нечто заставило Михаила Григорьевича забыть о боли, промокшем бинте и шалившем сердечке – где-то впереди прозвучал выстрел. Михаил Григорьевич побежал на звук, интуитивно прикоснувшись к пистолету за пазухой.

– Неужели опоздал? – шептал слесарь, преодолевая метр за метром.

Он терялся в догадках, что происходит впереди. Ежели стрелял Андрюша, он зайдет к нападавшим с тыла и умертвит их всех без промедления. Папаша следовал воле Голоса, при этом не желая верить в самый плохой исход событий. Нет сомнений: смена сына именно сегодня.

Открытая площадка предоставила хороший обзор на то, что происходило у вагончика. Григорьевич узрел, как полицейские схватили его отпрыска, причем тот явно ранен. Менты упорно этого не замечали, только допытывались до Андрея, переговаривались друг с другом. «Подонки продажные! Он же ни в чем не виноват!» – отец Андрея уперся об трубу, почувствовав озноб. Пришла и сумасшедшая мысль, которую захотелось немедленно реализовать. «Smith & Wesson» Владимира Озерова очутился в руках слесаря-сантехника. Он принялся целиться в сотрудников ППС из укрытия – расстояние приличное, но убойной силы должно хватить. Мысли о сыне так затмили сознание, что он готов отправиться в ад и убить Люцифера ради воскрешения Андрея. Назвать мужика ангелом-хранителем язык не повернется, однако обстрелять полицейских Михаил Григорьевич хотел, не представляя, за какие заслуги Андрея вяжут легавые. Вряд ли за полезное и общественно значимое дело. Вряд ли таким чудовищным поступком можно загладить вину перед сыном. Хорошенько прицелиться не получается – давненько он не стрелял. Нужно вспомнить, каково это и что необходимо сделать, чтобы вышло поточнее и хладнокровнее, иначе ответным огнем его шлепнут в два счета.