Однажды, в галактике Альдазар (СИ)

Малу нравился человеческий образ жизни. Все эти их замечательные придумки, потворствующие комфорту и гедонизму; все простые, с позволения сказать, милые вещи, которые позволяют просто жить. Люди придумали рестораны и сауны, туризм и эротический массаж, посиделки у горящего огня и красоту искусства. Проще говоря, у них было множество способов интересно прожить свою собственную жизнь — никого не убивая, никому не влезая в мозги, не бултыхаясь в чужом разуме, беспомощно наблюдая за губительными решениями, не будучи в состоянии хоть что-то изменить. У людей, в отличие от Эймов, только одна жизнь, но они имеют право принимать в ней решения самостоятельно — и даже на грёбаную миллисекунду не представляют, насколько им в этом повезло. Насколько это ценно.

Мал представлял.

Семья, опять же. В этом человеческом изобретении тоже что-то было. Механизм размножения, но ещё — это нечто уютное, своё собственное. То, на что у Эйма с самого момента создания прав не было даже в теории.

Мал хотел бы семью, и он вполне честно признавался себе в этом. Даже подумывал взять на воспитание несколько оставшихся после войны сирот, или, может, жениться на женщине с детьми. Но, поразмыслив, отказался от этой идеи: наличие Двадцатого всё в этом плане очень сильно усложняло.

“Ты забываешь, что Ал-ы были самой ранней линейкой шпионов-модификантов, максимально приближенной к человеческой форме, — сказал в итоге Мал. — Потому-то потомки Ал-а вышли вполне нормальными, пусть и не без особенностей, людьми. А вот мои гипотетические дети, выращенные в пробирке, будут хостами. Хост не может жить без симбиота. Получается, что я на самом же первом повороте лишу их выбора.”

“Дети в целом не выбирают, как, у кого и с какими врождёнными особенностями появиться на свет. У кого-то такого вот цвета глаза, а кто-то — хост. Разве это не просто закономерно?”

По счастью, шлюз наконец поддался, и у Мала пропала необходимость отвечать.

“Хватит болтать, — сказал он. — Лучше помоги мне нарядить всех пострадавших в кислородные маски. Незаметно помоги!”

“Помню, — грустно вздохнул Двадцатый. — Люди не любят щупальца.”

15

* * *

На самом деле, док Линда отлично справлялась.

Лёха, ввалившийся с важным и максимально пафосным (он просто не удержался от того, чтобы покрасоваться) видом в лабораторию, подумал, что заморачиваться со спасением особенно не стоило: эта принцесса, как показала практика, сама себя спасёт. Ещё и на брудершафт с драконом потом бухнёт, чтобы, так сказать, закрепить эффект.

У моллюсков док имела успех. Они собрались вокруг неё, слегка покачиваясь, и обменивались цветовыми сигналами, которые док активно вносила в базу. Несколько моллюсков, в свою очередь, с любопытством таращились на автономный вирт-головизор, который показывал им алфавит, сопровождая его цветовыми кодами в соответствии с принципами синестезии.

Хорошая идея, кстати. У моллюсков нет мозга как такового (некоторым образом, как и у амо, всё их тело — в том числе мозг), но это не мешает им быть очень умными тварюшками. Это Лёха уяснил ещё с собутыльником: тот запоминал мгновенно, подстраиваясь; как факт, по части дешифровки он явно дал бы фору большинству компьютеров. И, даже если допустить, что собутыльник был в числе лучших представителей популяции, то средний уровень всё равно должен был остаться неплохим. Они его, впрочем, показывали и сейчас, очень быстро улавливая принципы происходящего.

Лаборанты, ещё недавно напоминавшие дрожащий комок, теперь весьма активно, хотя и нервно сновали по лаборатории. Моллюски следовали за ними, осторожно трогая всё, что подворачивалось под усики. И не боятся ведь! всё же, любопытные малолетки — они и в виде моллюсков любопытные малолетки. Без вариантов.

Есть теплокровных уже никто не порывался. Ну, как минимум до Лёхиного эффектного появления: тут, конечно, моллюски встали на дыбы. Причём один из них, самый крупный и нежно-персиковый, сделал это так, чтобы прикрыть от неведомой угрозы и дока Линду заодно.

Лёха подавил усмешку.

Так тоже бывает, ага. Какой-нибудь хрен в погонах (или что у них тут вместо погон) тебе активно втирает, что ты, мол, прирождённый хищник, пожиратель теплокровных, исторически и эволюционно. А потом тебя закрывают с кем-то из этих самых теплокровных в одной комнате — и вдруг как-то разом оказывается, что ты не то чтобы пожиратель, да и эволюция с историей вместе так-то успели уже уйти вперёд. И жрать тебе никого не особенно хочется, потому что ты вроде как существо цивилизованное, да и теплокровный напротив тоже… Это то, что называется хэппи-энд.

Наоборот, конечно, тоже бывает. Но в этот раз повезло.

Пока что.

Лёха тут же принял максимально дружелюбную позу и просемафорил добрые намерения. Моллюски не успокоились совсем, но немного расслабились.

Что же, не так уж плохо.

— Всем привет, ребята! — широко улыбнулся Лёха. — Док Линда, официально заявляю: в реале ваша задница смотрится даже лучше, чем на вирт-слепке.