Однажды, в галактике Альдазар

— Ненавижу свою работу, — пробормотал Малатеста.

“Это для нашей колонии”, — с едва заметной ноткой сомнения заключил Двадцатый.

— Мой хозяин — идиот, — Мал ненавидел эту часть работы. Вот правда. Его тошнило от одного беглого взгляда на этого вот, с позволения сказать, высшего примата. И мысль о том, чтобы оказаться в его теле и в его голове, вызывала у Малатесты маету. И желание уволиться. Ностальгические воспоминания о любимом офисе, секретарше и стейках накатывали с новой силой. Опять же, на "Эл-дорадо" сейчас наверняка происходило всё самое интересное, например, игра "ДеймосVSБобриха" была в самом разгаре. На фоне этого у Мала были вполне обоснованные подозрения, что Деймос на волне азарта и некоторых... не вполне свойственных ему эмоций может натворить такое, что Малу потом придётся долго и нудно разгребать.

Собственно, если совсем честно, то он был в этом на сто процентов уверен.

Но с начальством не спорят, верно? Особенно когда это начальство — твой лучший друг, спаситель и единственная семья в одном существе. Тут в дело вступает уже не та фанатичная преданность, которой требовал в своё время Канцлер (и которая Малу, будем честны, давалась плохо), но нечто совершенно другое. Эмоции, которые Мал испытывал к Деймосу, были в разы сложнее и глубже просто преданности и благодарности. Потому Мал был готов на многое.

Даже играть в бобров. Даже спасать идиотов. Даже натягивать на себя личность крайне неприятного со всех сторон существа.

Вообще Малатеста был неправильным Эймом. Собственно, Малатеста — это было имя, данное Деймосом. Изначально его звали Эйм-20/118. Ну, и ряд рабочих имён, уместных “в поле”. Но Малатеста был не совсем правильным Эймом — как и Двадцатый был не совсем правильным симбиотом. Они, можно сказать, друг друга нашли.

“Мы ломаем его совсем? — уточнил Двадцатый. — Или как ту самку?”

“Совсем, — вздохнул Малатеста. — Причём с полным погружением. Ты помнишь задание.”

“Может, просто убьём, считав поверхностную информацию? — вопреки всем законам психологии Амо, в мыслеголосе Двадцатого отчётливо звучало сочувствие. — Я могу растворить всю его органику, не превращая его в полноценную часть колонии.”

Малатеста скривился.

“Надо. Фобос ждёт от Деймоса полный отчёт”.

“Выполняю,” — сочувствия в тоне Двадцатого стало ещё больше.

А потом Малатеста забыл себя.

Сколько всего может поместиться в одной доле секунды? О, вы бы удивились. Время кажется незыблемой субстанцией, но на самом деле оно не незыблемо. Оно может быть очень разным — в зависимости от скорости, с которой двигаешься ты сам.

Импульсы в умирающем мозгу человека стандартной модели, как показывает практика, очень быстры…

...

И вот он уже рождается.

В довольно благополучной семье, на самом деле: нижняя граница среднего класса, ничего ужасного или крамольного, никаких кошмаров с голодом или побоями, никаких лишений. Родители — типичные менеджеры очень среднего звена на индустриальной густонаселённой луне-миллиарднике, из тех, где “маши крыльями, или сдохнешь”. Слишком маленькие, чтобы ощущаться чем-то по-настоящему великим, слишком большие и густонаселённые, чтобы быть полным захолустьем. Сколько разбросано таких планеток по склонному к колонизационным амбициям Земному Союзу? Ох, не сосчитать…

Перед глазами мелькают пейзажи пост-космической агломерации с их куполами, многочисленными высокотехнологическими производствами и верфями для сбора кораблей.

Он ненавидит эти картины. Он ненавидит улицы, и людей, которые постоянно куда-то спешат, и верфи, на одной из которых ему, наверное, предстоит однажды работать. Отправлять корабли — и смотреть им вслед… Звучит, как кошмар. Звучит, как приговор, как расписаться в том, что ему никогда не улететь самому.

Но больше всего он ненавидит своих родителей — люто, по-подростковому страстно.

В общественных глазах, у него отличная семья. Они одевают его, обувают, заботятся о его образовании; они не забывают сбрасывать деньги на его вирт-счёт; они по-деловому щепетильно следуют советам из популярных книг о том, какой именно должна быть жизнь ребёнка…

Они никогда не видят его. У них нет для него времени. С самого начала, с того дня, как они заказали его зарождение в банке жизни, он для них — немного инвестиция, немного гражданский долг и немного — интересный девайс. Его будущее продумано, а настоящее очевидно. Он должен соответствовать ожиданиям…

Он ненавидит соответствовать ожиданиям.

Он ищет выход из того, что кажется ловушкой.

В вопросах воспитания детей, как и во многих других, его семейство консервативно. Они выполняют все рекомендации планетарной администрации, они переживают о том, чтобы их ребёнок вырос достойным гражданином. Они полностью доверяют системе воспитание ребёнка. Да и у них, собственно, неет времени ни на что иное.

Он довольно быстро понимает, как много можно получить, если работать на систему. Непослушание карается, послушание помогает получить власть. Это простые постулаты, очень понятные. А ещё они помогают сделать так, чтобы на тебя, наконец, посмотрели. Чтобы тебя увидели.