Однажды в Голливуде

В маленьком телевизоре футбольная звезда Рози Грир в своем синдицированном[44] шоу-варьете «Шоу Рози Грира» поет «Yesterday» Пола Маккартни. Слушая вполуха, Рик берет банку с лекарственным кольдкремом «Нокзема», зачерпывает побольше двумя пальцами и размазывает по всему лицу. Услышав тихий «тук-тук», он откидывается на стуле, поворачивает ручку двери и толкает наружу, являя глазам крошечную Труди Фрейзер, которая глядит на него снизу вверх с асфальта. Рик впервые видит ее в повседневной одежде. В данном случае — в белой рубашке с белым же накрахмаленным воротничком на пуговицах под бежевым комбинезоном. Из-за одежды Труди выглядит не на двенадцать лет, как ей бы хотелось, а скорее на те восемь, сколько девочке на самом деле и есть.

— Что ж, я уезжаю, — сообщает она, — и просто хотела сказать, что, на мой взгляд, ты превосходно отыграл нашу сцену.

— О, спасибо, милая, — скромно отзывается он.

— Нет, это не просто вежливость, — заверяет она. — Это одно из лучших исполнений, что я видела за всю жизнь.

«Вау». Рика это трогает сильнее, чем он мог подумать. На сей раз его смущение не наиграно.

— Ну... спасибо, Мирабелла.

— Мы уже не на работе, — напоминает она. — Можешь звать меня Труди.

— Ну, спасибо огромное, Труди, — говорит Рик с кольдкремом на лице. — А ты одна из лучших актрис...

— Актеров, — настаивает она.

— Прошу прощения, актеров — любого возраста, — с кем я работал, — искренне говорит он.

— О, благодарю, Рик, — отвечает она серьезно.

— Больше того, — развивает Рик комплимент, — не сомневаюсь, что когда-нибудь я еще буду хвастаться, что мне повезло с тобой сниматься.

— Когда я получу свой первый «Оскар», ты правда будешь хвастаться, что снимался со мной, когда мне еще было только восемь лет, — уверенно заявляет Труди. — И всем расскажешь, что я была таким же профессионалом тогда, как сейчас. — На всякий пожарный она поясняет вполголоса: — Под «сейчас» я имею в виду будущее, когда получу «Оскар».

Рик не может не улыбнуться дерзости этой мелкой.

— Уверен, что буду хвастаться, и уверен, что получишь. Ты только поторопись, чтобы я это застал.

Она улыбается в ответ.

— Буду стараться изо всех сил.

— Как всегда, — говорит он.

Она кивает. Потом из ожидающей машины раздается громкий голос ее матери:

— Труди, иди сюда скорей, хватит приставать к мистеру Далтону. Ты еще увидишь его завтра!

Раздраженная Труди разворачивается к матери и кричит в ответ:

— Як нему не пристаю, мам! — Театрально махнув в его адрес: — Я поздравляю его с выступлением!

— Ну, тогда поторопись! — приказывает мать.

Труди закатывает глаза и возвращается к Рику.

— Прошу прощения. О чем я говорила? А, вспомнила... Браво. Ты сделал все в точности так, как я и просила. В этой сцене ты меня напугал.

— Ой, прости, я не хотел, — выпаливает Рик.

— Нет, не извиняйся, ведь как раз это и будоражило в твоей игре. А следовательно, поэтому и я сыграла хорошо. Благодаря тебе я не играла испуг. Я испугалась. А именно об этом я и просила, — напоминает она. — Ты отнесся ко мне не как к какой-то маленькой восьмилетней актрисе. Ты отнесся ко мне как к коллеге-актеру. И не сюсюкался. Ты пытался перетянуть сцену на себя, — говорит она с восхищением.

— Ну, спасибо, Труди, — теперь уже с ложной скромностью, — но не думаю, что мне удалось ее перетянуть.

— Да конечно, удалось, — отмахиваясь от возражений. — Все лучшие реплики — у тебя. Но, — предупреждает она, — в нашей завтрашней сцене все будет по-другому. Берегись!

— Сама берегись, — предупреждает он.

Она цепляет огромную ухмылку:

— Вот это настрой! Пока, Рик, до встречи завтра, — и машет ему на прощание.

— Пока, милая, — шутливо отдает честь он.

Рик отворачивается обратно к зеркалу, а она начинает закрывать за собой дверь, но сперва успевает сказать вполголоса:

— Не забывай завтра слова.

Тут Рик снова разворачивается к ней, не веря своим ушам.

— Что-что?

Личико Труди глядит через щелку почти закрытой двери трейлера.

— Я сказала: не забывай завтра слова. Знаешь, меня очень удивляет, сколько взрослых актеров не знают свои слова, хотя им за это платят. — И добавляет с самодовольной ноткой в конце наблюдения: — Я всегда знаю свои слова.

— О, вот как?

— Еще как, — подчеркивая каждое слово. И быстро добавляет: — Если не будешь знать слова, я выставлю тебя перед всей группой на посмешище.

«Ах ты сучка мелкая», — думает он.

— Ты это что, угрожаешь мне, засранка? — спрашивает он.

— Не, я тебя подъебываю. Дастин Хоффман так все время делает. Впрочем, это не угроза, а обещание. Пока-пока. — Она закрывает дверь раньше, чем он успевает опомниться.

Труди Фрейзер так и не получила Премию академии.

Зато номинировалась три раза. В первый раз — в 1980-м, в девятнадцать лет, на лучшую роль второго плана за исполнение как бы подружки Тимоти Хаттона в «Обыкновенных людях» Роберта Редфорда. Уступила Мэри Стинберген из «Мелвина и Говарда».