Однажды в Лопушках

С него ведь станется, получив новую надежду рода, прибрать её к рукам. Особенно если мальчишка… одаренный мальчишка. И… и обманываться не стоит. За Беломиром приглядывают точно так же, как и за Николаем. А стало быть, любой неосторожный поступок может боком выплыть.

Сашка не зря семью прятал.

И теперь Беломир не был уверен, стоит ли её искать.

Шли… молча. Будущая жрица задумалась о чем-то вечном и глубоком, что, впрочем, не помешало ей напялить венок на голову Беломира. Он как-то сразу и проникся, вспомнив, что в древности жертвы богам украшали.

Давешняя поляна открылась с другой стороны. И главное, Беломир точно помнил, что добраться до нее не так и просто, а вот поди ж ты, только до лесу дошли, и вот нате вам, поляна.

Мох в лунном свете кажется черным.

Камень белым.

И кости из мха выглядывают, серебрятся. Красиво. По-своему.

— Иди, — Калина руку выпустила и к камню подтолкнула.

— И… делать-то что?

— Не знаю. Сам придумай.

Придумай? Да он с детства фантазией не отличался. А тут богиня… и что она говорила? Пришел и ушел. Не поздоровался, подарка не оставил.

Невежливо.

А ведь женщина и…

— Доброго дня… то есть, ночи, — сказал Беломир, откашлявшись. Оглянулся на жрицу, которая, присев на коряжину, снова плетением венка занялась.

То ли любила это занятие, то ли посчитала, что одного венка для украшения жертвы будет маловато.

— Прошу простить меня за неучтивость. Я и в мыслях не имел обидеть вас…

…вот как-то глупо со стороны, наверное, выглядит. Стоит он перед камнем навытяжку и разговаривает в пустоту. И главное, пустота эта ощущается.

А камень…

Камень белый, что из молока отлитый, и гладкий такой, и тянет прикоснуться… и… надо что-то подарить. А вот что? В карманах карамельки треклятые и только-то… карамелькой богиню угощать как-то совсем не комильфо, но рука сама тянется, сыплет все, что есть, вместе с крошками и мятым талончиком, завалявшимся невесть с каких времен.

Нелепые подношения касаются камня, чтобы исчезнуть.

А Беломира обдает горячею волной, с ног до головы. И дышать становится невозможно, а то темное, спеленутое зельями целительскими, приглушенное, но живое, вдруг вскидывается навстречу. И боль пронзает тело, корежит, сбивая с ног.

Он упал бы.

И упал.

Только руки выставил в последний миг. И камень сам нырнул под ладони. Беломир лишь успел удивиться тому, до чего тот был горячим.

И твердым.

А из горла, из носа хлынула кровь. Кровь, кажется, именно то, что нужно, а не эти вот… карамельки. Успел подумать и…

…снов он не видел. Давно.

И теперь понял, что это совсем не сон даже. Это по-настоящему. И что сном, пожалуй, было все то, что происходило после того, как Беломира убили.

А его убили.

Они шли.

Долго.

Наверное, в объективном времени не очень, но там, в серых песках казалось, что они вечность уже бредут. И в уши вновь ударил крик Сереги, которого утянули в круговерть тьмы. А она вдруг взглянула на Беломира сотнями глаз.

Разглядывая.

Запоминая.

— Нет уж, — сказал он, облизав пересохшие губы. — Хрен вам, а не… я так просто не дамся.

Маг он или так, погулять вышел?

Правда, сила отзывалась слабо, придавленная темной бурей. Да что сила, каждый вздох давался с трудом.

— Хрен… вам.

Он вдохнул так глубоко, как только мог, давясь песком и черной силой. Едва не закашлялся.

Не успел.

Буря улеглась, отползла, открывая дорогу мертвецам. И те брели, ковыляли навстречу, не спеша, точно зная, что никуда-то Беломир не денется.

Он и не собирался.

…надо же, а ему казалось, что ничего-то не помнит. Это все разум хитрит, норовит спастись от безумия. Спрятал память. А теперь распахнул, что гостеприимный хозяин сундуки. Мол, бери, пользуйся.

Беломир вскинул руки.

Пальцы сами собой сложились родовым знаком, а клинок врезался в бедро. Правильно, наставник говорил, что нельзя быстро, что кровь должна идти, но не опустошить тело во мгновение ока, ибо тогда волшба будет слабой.

Мертвецы завыли. А вокруг Беломира заклубилось облако стужи.

Снег был холодным.

Буря…

…Сашка вот тоже вызвал, разменяв всего себя на ледяную стену, ту самую, что встретила удар тьмы. Встретила и выдержала. А следом и другие. Род — это не просто имя. Это сила, которую получаешь в дар от предков, а с нею и право воззвать к этому дару.

Бестужевы взывали дважды.

Но жизнь заплатили лишь одну. Почему?

Он вдруг очнулся, поняв, что стоит перед белым камнем на коленях, и его выворачивает, то ли кровью, то ли той тьмой, что поселилась внутри. Главное, рвало долго и со смаком, и рвота исчезала точно так же, как до того исчезли ириски и кровь.

И…

Все-таки…

Почему он выжил?

Чья-то теплая ладонь легла на затылок, успокаивая. И Беломир опять отключился. Да уж… предчувствия не обманули. Нельзя верить красивым женщинам. Особенно если они жрицы злой богини.

Дед позвонил ближе к полуночи, когда Николай и придремал уже, здраво рассудив, что здоровый сон — вещь необходимая. Где-то там, на грани сна и яви, ухала сова, жалобно плакал козодой, да и вовсе мир наполнялся привычными ночными звуками.

Николай слушал.

И дремал.

А потом зазвонил телефон, разрушая хрупкое равновесие.

— Да, — сказал Николай, сожалея, что уснуть-таки не удалось.