Однажды в Лопушках

— Тут, — ответила Оленька, чувствуя, как сердце падает куда-то в желудок. Или это просто от голода? Нет, раньше ей случалось разгрузочные дни устраивать, но этот как-то подзатянулся. — Важен?

— Узнала.

— Да… и… что?

— Синюхин… — Важен добавил пару слов, наглядно демонстрируя, что именно думает о Синюхине. — Позвал… говорит, сбой какой-то… я пошел. И вот.

— И вот.

— А ты…

— Я в лесу заблудилась, — призналась Оленька. — А тут…

— Люди. Не сказать, чтобы много. Не понимаю, что делать с ними собираются.

Вот тут Оленька уже могла помочь:

— В жертву принесут.

Сказала и испугалась: вдруг да Важен от такой новости распереживается? Внимание привлечет. Или вовсе расскажет, что…

— Тише, — спокойно ответил Важен. — Не дергайся.

— Я…

— Запах у тебя изменился.

Запах?! Боги, о нем Оленька и не подумала. А если кто-то…

— Оборотни все здесь. Под зельем каким-то. Мне его тоже дали, но на меня оно не особо действует, — Важен завозился. — Ты… можешь освободить?

— Как?

— Ты ж ведьма! Сплети разрыв-чары, чтоб цепи снять… или хотя бы их ото сна? Тут много… по ходу весь молодняк попал. Вот ведь…

И опять добавил пару слов, которые нельзя произносить.

— Я… я попробую! — признаваться в том, что она не ведьма, а одно недоразумение, Оленьке не хотелось категорически.

Но и врать нехорошо.

Не в такой ситуации.

— Попробуй. Погоди… сейчас пройдут.

Шаги Оленька услышала, что называется, кожей. И замерла. Дышать-то перестала, опасаясь, что и дыхание её, само её присутствие тоже будет заметно. А эти… эти прошли. Остановились. Развернулись…

…надо вспоминать.

Они ведь проходили заклятья. Разные. В том числе и те, которые способны разрушать материю… неорганическую. Или органическую? Если руки скованы металлом, тогда понятно, но… какой металл? Там ведь надо на стандартном заклятье учитывать валентность. Или не валентность, а исходную степень окисления? В лабораторных им таблицы давали.

А тут откуда таблицу взять?

И телефон не тянет, в гугле не посмотришь.

Оленька подавила всхлип. Вот… а ведь лабораторную она на отлично сделала. И… и что теперь с этим «отлично»?

…а если не металл, но веревки? Они ведь тоже могут быть разные, органика или синтетика. А органика, та… надо бы анализ предварительный провести. Но что-то подсказывало, что времени на это нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Успокойся, — велела себе Оленька и губу прикусила. — Если… если так не получается, то, может, иначе?

Она ведь ведьма, а значит… ей бы дотянуться до той веревки или металла.

Ей бы…

— Верещагина?

— Тут я.

— Ушли.

— А… ты можешь подняться? — тихо спросила она. — Мне бы коснуться…

— Через стену?

— Тут дырка, но маленькая… палец пролезет. У тебя веревка?

— Железо.

Железо? Это… это и плохо, и хорошо. Железо, оно почти всегда одинаковое, если ты, конечно, не из подгорного народа. С веревками сложнее пришлось бы. На синтетическое волокно чары почти не действуют.

— Тогда… тогда сиди. Я попробую.

Оленька зажмурилась, что было силы. Почему-то зажмуренной думалось легче. Что там из заговоров? На разрыв. Нет, еще разорвет с грохотом, неудобно выйдет.

Она осторожно поставила секиру, которая категорически не желала расставаться с Оленькиными руками.

— Ненадолго. Мне просто освободить надо. Для битвы. А то какая героическая битва без воинов?

Аргумент секира поняла и приняла. Оленька же пошевелила пальцами…

…надо успокоить сердце.

И сосредоточиться.

Выбросить из головы сомнения. И тот факт, что маменька полагает наговоры пустым занятием. Что нужны они лишь тем, кто не способен напрямую оперировать собственной силой.

Оленька не способна.

Пускай.

— Мать сыра земля, ты мать всякому железу… — слова вновь же потекли легко, сами всплывая в памяти, и пальцы зашевелились, выпрядая пряжу из тонких нитей силы. — А ты, железо, поди в мать сыру-землю…

Нити лились.

Нити вились. Нити потянулись к секире.

— Нет, — Оленька остановила их и, смяв в клубок, поднесла его к отверстию в стене. — Туда иди… как рожь на полях зреет, так ржа железо точит…

Она отпустила заклятье и то упало, оплело железные путы, а потом вдруг потянулось, поползло, выпуская гибкие плети, словно побеги.

Мамочки…

— Ну ты… Верещагина, — Важен поднялся и тряхнул гривой. — Даешь… а разбудить их сумеешь?

— Н-не знаю, — Оленька дрожала. Она… она видела сотворенное заговором заклятье, которое никуда-то не делось, не рассыпалось, сожрав Важеновы оковы. Напротив, оно окрепло и… и теперь питалось иным железом, которого в пещере, кажется, имелось изрядно.

И…

И она ошиблась?

Выходит, что так… как остановить? Да и надо ли останавливать?

Олег очнулся, когда его потянули.

Куда?

Зачем?

Он хотел было выругаться, но вовремя себя одернул, заставил расслабиться, даже всхрапнул, что, правда, получилось совершенно случайно.

— Ишь, дрыхнут, — за храп наградили пинком под ребра. — А нам тут возись с ними. Не мог позже?

— Сам знаешь, велено было действовать тихо. А мужик, видно, тертый, глазастый. Как бы бузить не начал.

— Окоротили бы… ты тоже не стой.

— Чего? Я свою работу сделал. Вон… все, кто с метками. А вы таскайте.