Я понимал, что Артур Манучаров не простой обыватель, и, вероятно, все-таки имеет отношение к подрывной деятельности отца или хотя бы в курсе его дел. Хотя я всегда чувствовал его антипатию к национальным распрям, в частности, между армянами и азербайджанцами. Артур всегда прекрасно относился к азербайджанцам, проживающим в Москве, особенно к бакинцам. Насколько Спартак был неприятен и опасен, настолько открыт и добр был сын. Наверняка, он столкнулся с кем-то из тех, кто рулит в этом направлении в Армении, и, спровоцированный мною, сболтнул конкретную информацию.
“…этот тип… не оставляет нас в покое… здесь…”
Я вдруг осознал, что мозг продолжает озвучивать эту фразу…
Проанализировав всю полученную информацию, мы с Саламовой пришли тогда к выводу, что противник действительно пытается реанимировать этническую карту на севере страны. Вы знаете, с приходом к власти Гейдара Алиева запущенная враждебно настроенными силами программа по федерализации Азербайджана полностью развалилась. Курды, сами превратившиеся в беженцев “благодаря” оккупации, талыши на юге, лезгины и авары на севере не пошли на эту авантюру и выступили с братьями-азербайджанцами, с которыми веками мирно жили бок о бок, единой позицией. Но это не значило, что все было гладко. Многие провокаторы и националисты, особенно из среды так называемой этнической интеллигенции затаились и мечтали о новой эскалации. Вот где была благодатная среда для вражеских спецслужб.
Чтобы не быть голословным сообщу, что через некоторое время мы раздобыли по этой теме фактический материал с разоблачением нескольких “этнических интеллигентов”, и с доказательной базой их связей с противником отправили в Центр. Помню, одного авантюриста, то ли поэта, то ли публициста из южного региона хотели протолкнуть аж в парламент. Ну, мы его и протолкнули, только сугубо в обратном направлении – заседать на зоне. После наших донесений были произведены аресты также в Баку, в Ленкорани и в Кусарах…
– А по федеральным силам в Дагестане вы разобрались? – перебил Прилизанный.
Длинный кивнул:
– В этом, кстати, помог Мурад. Он предоставил нам по федералам исчерпывающую информацию.
Мы тогда правильно проанализировали, что пока существует де-факто независимая Чечня, на данном этапе от России Азербайджану ничего не грозит. Дестабилизация границы этническим фактором грозила безопасности и самой России, остерегающейся принципа домино в этом вопросе. Кому-кому, русским хорошо было известно, что означает этническая бомба в таком взрывоопасном регионе, как Дагестан. Так что в “лезгинском” направлении армянские спецслужбы действовали исключительно по своей инициативе.
– Вы так и не объяснили причину активизации русских на наших северных границах.
– Чечня, в первую очередь. Русские собирались основательно утвердиться в этом мятежном регионе. Тут даже их тогдашнее инфантильное руководство понимало, что дальнейшее промедление в этом вопросе грозит развалом империи, вернее, того, что от нее осталось. Дух свободы не вмещается в границы. Особенно, если оно будет подогреваться извне…
Развертывание очередной этнической авантюры на Кавказе, особенно после, когда Азербайджан успешно управился с угрозами федерализации, для русских было бессмысленно, ущербно, да и сил у них для этой цели не хватило бы.
– Расскажите, как вы с Мурадом встретились, – напомнила Аталай.
– С ним мы во всем разобрались. Он в ресторан зашел один. Я так и думал, что ментальная гордость не позволит ему взять с собой внутрь товарищей.
– То есть, они ждали снаружи?
– Да, те двое.
– А вы?
– Сидел в общем зале, тоже один. Нас страховали Романовы, расположившиеся у окон верхнего этажа заведения. Я остерегался Федьки, он мог пронюхать о встрече. Митяй сидел за рулем напротив машины гостей, где ожидали своего предводителя уже знакомые нам типы – Малыш и Большой. После я позвал Кощея, и он подтвердил приказ Игорька о расстреле мурадовской команды в “Ласточке”.
Мурад оказался интересным оппонентом. Учился в МГУ Ломоносова на юридическом, занимался единоборствами. Дядя его занимал некий пост в местном исполнительном аппарате. Он и отправил его на учебу с двоюродным братом, финансировал. Выслушав Митяя и поняв, что действительно обязан мне жизнью, Мурад в последующем стал верным другом.
– Кто он был по нации?
– Кумык. Это тюркский народ, мы почти идентичны. Мы быстро подружились.
– Вы хорошо разбираетесь в этнических особенностях горцев?
– Достаточно. Вам так интересно? – чувствовалось, что наводящие вопросы раздражали Длинного, который при этом терял нить своего достаточно сложного рассказа.
– Мне сейчас все интересно, голубчик, – ответил тот, в очередной раз вытирая вспотевшие очки. – Вы мне другого выбора не оставили.
– Я Мурада подвязал к группе Наили Саламовой. Я знал слабое место молодых дагестанцев. Все они, так или иначе, хотели зацепиться в Москве, в Питере, в любом другом промышленном городе РФ.