Однажды в Москве. Часть II

– Я… не могу… – в ужасе пробормотала она за спиной Угрюмого. – Духи сказали свое слово… – она с силой устранила руку Марины от своих губ. Та пыталась помешать ей говорить. – Теперь смерть близких будет преследовать тебя до тех пор, когда по волею судьбы ты сам не превратишься в жертву, будешь растоптан и унижен. Ты должен испить эту чашу до дна. Может, тогда духи сжалятся…

“Смерть близких…” – трескучий голос цыганской ведьмы эхом отозвался в сознании, перекатываясь волной – то усиливаясь, то снижаясь до уровня шепота.

Тут мой отчаявшийся взгляд вновь зацепился на Мансуре.

“Не может быть, чтобы все вот так бессмысленно оборвалось. Не может быть, чтобы провидение было зрячим в одном, слепым в другом…”

– Приведи его в чувство, Рада, я должен попрощаться.

– Он может… – указала взглядом на врача старуха. – Духи не станут играть со смертью.

– Сможешь? – я вновь с надеждой обратился к Валентину.

Тот, поколебавшись, подошел к стеклянному шкафу. Вытащив несколько ампул, передал жене.

– Предупреждаю, это ускорит его смерть. Впрочем, какая разница… Но он будет страдать от боли. От жуткой боли…

– Я сделаю сильную дозу анальгетика. Сильный коктейль… – отозвалась жена, набирая в 10 граммовый шприц ампулы. – Сердце крепкое, выдержит.

– Уж лучше бы не выдержало… – Валентин нервно начал копошиться в шкафу. – Сделай, пожалуйста, все сама. Я… не могу… Где спирт? Куда ты опять упрятала, сучка! – вдруг в бешенстве крикнул он ей.

– Я все сделаю, дорогой, – она спокойно ответила и подошла со шприцом к лежащему. – И не надо спирта, Валя. Лучше кури свою… долбанную анашу…

Глава X

Мансур тяжело приходил в сознание. После инъекции он долго стонал, находясь в беспамятстве. Лицо было может белее кафеля, покрывающего стены операционной. Марина, сидя на полу перед койкой, держала его безжизненную руку, молча плакала. Братья угрюмо стояли за ней, по-прежнему поддерживая старую цыганку, щебетавшую своими почти черными губами то ли молитву, то ли заклинания.

Наконец Мансур открыл глаза и сильно простонал. Жилы на его вспотевшей от боли шее надулись, казалось, до предела.

– Нутро горит… Будто костер зажгли… Пить…

Алла посмотрела на мужа. Тот покачал головой:

– Только глоточек…

Мы сконфуженно смотрели, как раненый жадно глотнул эти капли, а после облизал губы.

Марина громко всхлипнула, стуча головой о край койки. Взгляд Мансура медленно сфокусировался на ней.

– Успокойся, сестра… Я всегда ходил… по лезвию. Вот и… порезался. Насмерть… Больно…

Я с тревогой посмотрел на Валентина. Он предостерегающе замахал руками.

– Коли… – застонал Мансур. – С этой болью… не смогу…

Наверно ему вкатили слоновую дозу анальгетика. Простыня, накрытое в области живота, под одеялом, уже было сплошь алое. Мы даже не решались осмотреть рану, все и так было ясно. Но речь Мансура после последней инъекции выровнялась и он, осознавая, что может даже минуты его сочтены, начал воспроизводить мысли.

Сначала он потрогал пальцами голову Марины, склонившейся у койки.

– Спасибо… Твои слезы мне дороги, сестра. Я оттуда… буду оберегать тебя… как ты заботилась обо мне… Валя… – он обратился к врачу, прислонившемуся к стене и скрестившего руки на груди. – Я уверен, что ты… сделал все. Выполни и последнюю… мою волю. Когда скажу, отключи… сознание. Не хочу терпеть… эту боль… Сколько еще продержусь?

– Часа два или три – это максимум. Еще одну инъекцию ты не выдержишь.

– Но ты можешь меня… тихо вырубить?

Врач кивнул:

– Я сделаю передозировку. Ты ничего не почувствуешь.

– Этого достаточно… – он обвел взглядом присутствующих. – Спасибо вам всем… Но теперь… оставьте меня… с ним… – посмотрел он на меня. – Оставьте…

– Он приносит несчастье… – зарыдала Марина, – зачем он тебе? Позволь остаться хотя бы мне…

– …

–Пошли, доченька, – Рада склонилась над ней, – у него мало времени.

– Пойдемте в дом, – пригласила хозяйка…

Когда закрылась за ними дверь, Мансур снова попросил.

– Воды…

Я дал глоток. После взял тампон, которым ранее воспользовался Валентин, вновь смочил его лицо.

– Хочу увидеть… Наилю. Я… так и не признался.

– Она знает.

– Хочу посмотреть ей в глаза… перед тем как свои… закрою. Перед смертью человек превращается… в маленького ребенка…

Я кивнул. Не хочу отвлекать вас подробностями, как попросил Павла привезти ее. Он был по-прежнему растерянным, потому, как сомнамбула ушел, даже не спросив причину столь странного указания.

– Постой, – я следом позвал. – Возьми такси и без ствола. Город кишит ментами…

– Зачем она меня… ненавидит? – отрывисто спросил Мансур, когда я вернулся и присел рядом.

– С чего взял?

– …

– Тогда я должен открыть тебе правду.

Губы его еле затянулись в усмешке:

– Карты раскрываются. Хоть перед смертью…

И я рассказал. Вкратце, учитывая скудное время и обстоятельства.

Он слушал, не перебивая. Иногда постанывая.

– Может, ты ей и понравился бы. Мож, нравишься. Но ты понял. Она воспринимает тебя, как предателя.