Однажды в Париже

— Это глупо. Эти две особы ходят на все премьеры и на все вернисажи. Они отправились бы на прием по случаю открытия конверта. А затем они идут в наступление. Девчонка хочет, чтобы о ней говорили как о настоящей актрисе — обсуждая ее игру. Ну да уж. Ее единственный талант — это известное имя, которое пишут на ее афише. Без папарацци она ничто.

Что касается меня, папарацци меня не смущают, но если бы в Нью-Йорке с них по суду можно было бы взыскать штраф, я, возможно, занял бы другую позицию… А вот кого я терпеть не могу, так это тех фанатов, которые все время делают видеосъемку своими мобильными телефонами. Но я не стал высказывать критических замечаний. Показ начался.

Хорошо, что Аньес меня предупредила: все, что нам покажут, это запредельно. Четырем ассистентам пришлось броситься на помощь первой манекенщице, в наряде типа гейши, чтобы та смогла сойти с подиума: погребенная под кринолином диаметром в три метра, она не могла даже спуститься со ступеньки. Платья были тяжелее девушек. Топ-модели, взгромоздившиеся на высокие, как Эйфелева башня, каблуки, пошатывались. Каждый шаг был чреват для них падением. Поэтому каждые десять секунд они восстанавливали свое равновесие. Это был сложный маневр: их высокие прически-небоскребы а-ля Мария Антуанетта тянули их назад. Но, если отойти от этого, показ был потрясающий. Тридцать человек участвовали в подготовке каждой модели: гений и его первые помощники, а также гример, парикмахер, шляпник, вышивальщица, изготовитель плюмажа — остальных не знаю. Одно платье было похоже на севрский фарфор, другое — на веджвудский. Давал ли этот бал турецкий султан, японский сегун или императрица, как там ее? При каком дворе, скажите, делали такие красивые наряды из тканей для обивки мебели? И какой государь мог бы принять у себя в один и тот же вечер одновременно мадам Помпадур, Великого визиря и австрийскую императрицу Сисси. Аньес сообщала мне информацию, используя профессиональные термины мира высокой моды: эта туника была цвета жевательной резинки, другая — цвета паприки (не путать с зеленым цветом ампир)… И дальше в том же духе. Франция устроила свое кино. Хлоя Севиньи [31], которая расцеловала меня в обе щеки, могла бы бесконечно наблюдать это зрелище. Все были потрясены. Последний наряд: семьдесят пять метров белого сатина шли маленькими шажками, — это было свадебное платье. Затем появился Галлиано. Он мог бы скрыться в складке шлейфа. Похоже, он качает мускулы день и ночь, и действительно он выставлял напоказ свои мышцы живота, но в результате у него был такой же мужественный вид, как у тюльпана. Неважно, это создание — волшебник. Аньес забыла свою обычную непочтительность. Фейерверк заставил ее закрыть рот. Ей показали как раз ту Францию, которую она так любит. От волнения она взяла меня под руку, выходя с показа. Это было очень романтично. Тут возникла Коко. Нельзя, чтобы наше фото появилось в журнале «Вот так!» [32]. План по прессе предусматривал только «Сенсации», «Нувель обсерватер» и «Монд». Пресс-атташе задвинула нас в «мерседес».

Вторжение Аньес в панораму заставило Коко изменить все свои проекты. Еще вчера она мечтала видеть меня в центре событий, а теперь хотела, чтобы я держался в стороне. И речи не было о том, чтобы пойти в «Кафе Марли», где собирался весь Париж.Аньес, примирительно настроенная, предложила поступить просто и вернуться обедать в отель. По ее словам, ротонда «Бристоля» может вскружить голову любому гостю. Что она посмела сказать? Коко набросилась на нее:

— А почему бы не пообедать в номере, если уж так? Можно попросить «рум сервис» подать вам обед прямо в постель.

Чуть что идет наперекор ее планам, она мобилизуется, но Аньес сделала вид, что восприняла это предложение как шутку.

— А почему бы и нет? — улыбнулась она. — Но с Брюсом трапеза — это церемония. В постели это может затянуться на часы. Я предпочитаю свидания, даже в позиции 69, немного более краткие. И к тому же не хочу идти растрепанной в Министерство финансов.

Мне пришлось вмешаться. В нужный момент я могу вести себя как настоящий мужчина и взять все в свои руки. Пора доказать этим лягушатницам, что в Америке тоже есть джентльмены.

— Коко, есть вещи еще более приятные, чем секс: это шопинг. Если хотите, пойдем к Диору, и я куплю вам что-нибудь необычное из нарядов.