Однажды в Париже

— Вы глубоко ошибаетесь. Революцию делают не бедняки. Никогда этого не было. К счастью, потому что тогда революции происходили бы непрерывно, поскольку число бедных постоянно растет. Начинают восстание богачи, в тот день, когда они испытывают угрызения совести. Когда они сами начинают считать одиозной систему, которой пользуются. Вы забыли о ночи 4 августа 1789 года. Через две недели после взятия Бастилии, когда в стране царит спокойствие, знать собирается в Версале и внезапно отменяет свои привилегии. Им стыдно. Система рушится не потому, что она несправедливая, но потому, что она недостойная. Русский царь Николай II отрекся от короны за три дня, потому что никто и не думал защищать столь циничную власть. И сегодня все так же. Богатые совершают столько злоупотреблений, что им и самим противно. Посмотрите на генерального директора фирмы «Карфур». Он отказался дать по одному евро в день на работника для рабочей столовой и выделил самому себе бонус в 30 миллионов евро по окончании контракта, но не думайте, что он стал давать какие-либо объяснения перед прессой. Он бежит от нее. А потом возвращает обратно часть своего вознаграждения. Так же, как и патроны «Алькатель» и «Родиа». И еще другие, не помню их имен. Богачи созрели для эшафота, потому что им стыдно за самих себя. Скоро вам придется жить в крепостях исключительно для сверхбогачей под пристальными взглядами целых армий бедняков, которых вы породили и довели до ярости. История все время повторяется.

Чтобы вызвать у Ренара тревогу, нужно было много больше деталей. А так, наоборот, эти перспективы возбудили его. Он любил удары и стычки. Моя агрессивность его не шокировала. Мало того что ужин наш продолжился без какой-либо напряженности, но еще в тот момент, когда подали десерт, нога Ренара стала скользить вдоль моей ноги: Лис снял ботинок и нежно, умело гладил ногой мою щиколотку. Буду откровенной: если в компании приятель схватит меня за задницу, это никогда не вызовет у меня сердечного припадка. Мне даже это будет лестно. Но тут, однако, я испытала шок. Дженнифер ему мало было, ему были нужны две женщины, дополняющие друг друга. У этого хама наглости было хоть отбавляй. Кадрить меня в присутствии Брюса, которому он мозги пудрил весь вечер! Ренар упивался своим богатством, своей динамичностью, своим якобы имеющимся шармом, но если он думал мчаться по жизни стремительно, как Миссисипи, то я совсем не желала, чтобы меня увлек с собой этот поток. Спокойно, не устраивая скандала, я кончиком ноги отодвинула от Ренара его ботинок и положила туда полную ложку ванильного мороженого, пока эти два олуха наливали себе еще вина. Как ни в чем не бывало, я пододвинула эту ловушку обратно к нему, а потом предложила пойти выпить кофе на маленькую террасу внизу, над пляжем. Я попросила Брюса перед этим подняться в номер и взять для меня шаль. Через мгновение, когда Ренар попросил у меня разрешения подняться в номер, посмотреть, как там Дженнифер, я не позволила. Сухо, так, как, я уже знала, должно было ему понравиться, я проговорила:

— Нет, вы останетесь со мной. Вы снимете этот ботинок, когда я разрешу. Понятно?

— Да.

— Да, кто?

— Да, мадам.

Ренар был у меня в руках. Если бы я захотела, то могла бы заставить его искупаться в холодном море. Я предпочла отпустить его восвояси. Когда Брюс вернулся, я попросила его устроить прогулку влюбленных при лунном свете. В восторге от того, что удалось отделаться от Ренара, он попрощался с ним, позволив ему вернуться в свое логово, чтобы погреться там на подушках. Затем я немедля рассказала Брюсу об инциденте. Реакция: нулевая. Он просто счел подобное поведение Ренара комичным и посоветовал мне не придавать значения такого рода авансам.

— Не буду кипятиться, — покачал головой Брюс, — иначе потом в Нью-Йорке ты подумаешь, что тебе позволяется делать это каждый вечер. Ты даже не можешь себе представить, сколько женщин готово лечь в постель со звездой. Поступай, как я: береги нервы. Впрочем, не стесняйся, если Ренар тебе нравится, ты свободна.