Однажды в полночь

Она засмеялась против воли, а Джонатан обнял ее, а потом подхватил под ягодицы. Она обвила его талию ногами, ее руки обнимали его за шею. Джонатан так и донес Томми до кушетки, где лег на спину, усадив ее на себя.

– Поцелуй меня, – шепотом приказал он, когда Томми расстегивала пуговицы у него на брюках.

Она подчинилась. Джонатан завернул вверх юбки и через чулки погладил ее бедра изнутри. Его дыхание было горячим и пряным. Он действовал на нее, как опиум. В нем появилась какая-то дикая страстность, какая-то новая настойчивость.

Поддразнивая Джонатана, она поерзала на нем, чтобы он ощутил, какая она влажная и горячая. Он закрыл глаза, жилы на шее напряглись.

– Подразни меня, – прошептал он.

Так Томми и сделала. Она впустила его в себя, а потом медленно, очень медленно приподнялась и так же медленно опустилась, потом еще и еще. Наконец Джонатан издал долгий стон. На лбу выступили капельки пота. Томми сама уже сдерживалась с трудом. Сейчас она была тореадором, безрассудно игравшим с острым наслаждением, терзавшим ее изнутри. Она играла в тореадора с Джонатаном.

Наклонившись к нему, Томми сунула кончик языка ему в ухо, провела им по ушной раковине. Его стон превратился в короткий смешок с ноткой отчаяния.

– Достаточно мучений или нет? – тихо спросила она.

Джонатан схватил Томми за бедра и насадил на себя. Они задвигались одновременно, жестко и неистово, бесстыдно и жадно, действуя сообща ради немыслимого наслаждения, которое ждало их уже через несколько секунд.

Их неистовые крики слились в один.

– Бум! – шепотом сказал потом Джонатан. Его голова оказалась у нее под подбородком.

Томми чувствовала, как поднимается и опадает его грудь. Ритм их дыхания совпадал.

Она, как гребенкой, провела пальцами по его волосам. Таким мягким, как у ребенка. Шелковистая чернота!

И чуть не разревелась.

Потом выскользнула из его объятий, оправила на себе платье и села рядом, сложив руки на коленях и старательно избегая его взгляда.

Джонатан разглядывал ее глазами, полусонными после занятия любовью, и словно недоумевал, как она еще может двигаться после столь страстного соития.

Томми глубоко вздохнула, набираясь мужества. А потом повернулась к нему.

– Джонатан, мне нужно кое-что сказать тебе.

Она встретилась с ним глазами. Теперь он смотрел на нее с беспокойством, изучая.

Томми храбро встретила его испытующий взгляд.

Вдруг Джонатан прищурился.

– Мой отец! – сказал он, как выплюнул. – Мой отец говорил с тобой.

Томми была потрясена.

– Как ты уз…? Нет!

– Не ври мне, Томми. Я знаю, что это правда. Именно это он должен был сделать. И я узнаю по виду любого, кто пообщался с Айзеей Редмондом. Что он тебе сказал? Пытался предостеречь насчет меня?

В этот момент он уже застегивал брюки. Движения были быстрыми, резкими, полными ярости.

– Джонатан, – мягко начала Томми. – Не важно, что ты думаешь о нем. Он прав. Потом ты возненавидишь меня. Потому что тебя отрежут от всего, что ты любишь, если останешься со мной. И от общества, ты ведь понимаешь. Ты лишишься всех возможностей.

– Я люблю тебя.

О, слова! Прекрасные слова!

Томми закрыла глаза.

– А ты любишь меня, Томми. Я знаю. Скажи это.

– Что это даст, Джонатан?

– Скажи!

– Джонатан…

– Не делай этого, Томми! Не сейчас!

– А когда? За день до твоей женитьбы на леди Богатенькой Пенелопе? Нет, будет лучше, если мы покончим со всем сейчас.

– Потому что ты боишься.

Она недоверчиво посмотрела на него. И неожиданно разозлилась.

– Ты черт знает как прав – я боюсь! Боюсь того, что у меня в жизни не будет ничего постоянного, что я смогла бы назвать своим, того, что повторю жизнь своей матери, что стану свидетельницей, как ты женишься на другой, а потом буду думать, что она по ночам лежит рядом с тобой в постели. Да, я боюсь! Боюсь, что ты возненавидишь меня, потому что из-за связи со мной лишишься всего самого для тебя дорогого. Выход, который я вижу, принесет мне много страданий, но я выбираю его. И лучше сейчас, чем потом. Сейчас, когда моя гордость не пострадала, а впереди множество возможностей.

Джонатан напряженно молчал.

– Какие еще возможности? – Голос его звенел как струна.

Томми набрала в грудь воздуха, уже понимая, как он отреагирует на ее слова.

– Лорд Прескотт сделал мне предложение.

Джонатана словно ударили. Он побледнел. Потом замотал головой.

– Прескотт? Но…

– Потому что он хочет меня, Джонатан. Так же как ты. И судя по всему, это будет цена, которую он готов – и способен – заплатить.

Она физически ощутила, как эта новость потрясла его.

– Прескотт! Так это от него ты получила жемчуг.

Томми не стала отрицать.

– А что дала ему взамен?

– Это низко, Джонатан, – отрезала она. – Я ничего не дала ему, и ты это знаешь. Но он этого хочет, вот что важно.

– Так чего он хочет?

– Подумай сам. Если любишь меня, ты согласишься, чтобы я все время жила, как живу сейчас, в этом домишке, или в безопасности, комфорте и спокойствии, как твоя сестра или, скажем, леди Грейс Уэрдингтон? Почему я не могу иметь того же самого?

– Ты же не хочешь за него.

– Конечно, нет, дурак!

И это поразило их обоих.

Сейчас Томми была готова разрыдаться от злости, тщеты и страха.