Однажды в СССР

В полутемных коридорах проектного корпуса Аркадий, несущий бумаги на подпись Сигину, встретил Ханина. Тот ожидал, когда откроется после обеда дверь режимно-секретного отдела и, скучая, разглядывал стенд, с которого трудящихся призывали крепить бдительность.

Ханин подозвал приятеля, нашел на стенде фотографию и, ладонью прикрыв к ней подпись, спросил:

– Вот скажи, что этот в шляпе на картинке делает?

На фото был изображен какой-то спешащий мужчина.

– Идет куда-то, – пожал плечами Аркаша.

– Неправильный ответ! – срезал Ханин, открывая подпись. – Он меряет шагами расстояние до секретного объекта. Так-то!

Посмеялись, разговорились, и беседа скоро перешла на Грищенко.

Аркадий выразил сожаление, что главный инженер не остался с молодой девушкой, ибо ей и новорожденному ребенку отец был бы нужней, чем выросшим детям. А еще предположил, что главный инженер полез в петлю от вины перед кучерявой Дашей.

– Да не будь наивен, – хмыкнул Ханин. – Ты думаешь, это он от любви?.. Нет, это потому что он из партии вылетел. Говорится же: «Хочешь жить – плати партвзносы». Без партбилета на своей должности бы он удержался годик-другой, но о каком-то продвижении вверх – и думать с таким пятном на репутации нельзя.

– Ну, нельзя же быть таким циничным, – попытался пристыдить друга Аркадий. – Ты опять везде политику ищешь.

– Ну, так политика везде. И общество у нас политически расслоенное, классовое. С самого детства.

– Да ну брось.

– Не брошу. Вспомни школу. Вот нас разбили там на «А», «Б» и «В», иногда «Г». В «А» – это отличники или лица к ним приближенные, в «Б» – те, кого родители не смогли пристроить в «А», но часто – тоже толковые ребята. «В» и «Г» – те, кто до десятого класса не доходит.

– Это неантагонистические классы.

– Не всегда, хотя, по сути, ты прав. Ибо два основных класса – те, кто орет и те, на кого орут. И в жизни – точно так. И кто сказал, что школа бесполезна? Она учит нас находить отговорки.

– И к чему это?

– А к тому, что не Старик заводом руководит. Он по-старорежимному, лишь приказчик. А заводом владеет партия, которая превратилась в класс. И вот Грищенко его класс исторг. Это как ты на том новоселье – оказался чужим и ушел.

– А ты это, выходит, заметил?

– Заметил. Потому что я тоже из изгоев. Только я не был изгнан, потому что никогда не был принят. Я – еврей, хотя и слова не знаю по-еврейски.

А дальше дверь режимного отдела открылась, и каждый пошел по своим делам.

Глава 29

Железнодорожный вокзал своей сутолокой и криками чем-то напоминал базар в худшей его части. И, хотя, новое здание открыли только два года назад, порой и в нем не хватало места для всех желающих.

Только что отправился 96-ой московский поезд, и еще не успели разъехаться провожающие, как уже начали ожидать прибытие 95-го из столицы. Кроме встречающих, по разогретому перрону бродили старушки, предлагающие комнату внаем и шоферы, промышляющие частным извозом. Государство их не сильно любило и даже боролось, но милиция на вокзале смотрела на них сквозь пальцы – и без них хватало бед.

Оказавшись на вокзале, Карпеко, вслушивался в стук колес, в переругивание диспетчеров. Дорога манила.

Сергей прошел от пригородных касс до пешеходного моста, нависавшего над путями, остановился, раздумывая – идти ли дальше или подняться наверх, осмотреть ли станцию сверху. Но, так и не надумав ничего, повернул назад. В здание вокзала вошел через милицейский участок.

Внутри тоже было многолюдно. Возле автомата с газировкой стояла очередь, а вот в буфете никто ничего не покупал – станция была конечной, и нужды в провианте не имелось. Будущие еще пассажиры переваривали домашнее, прибывшие – предвкушали праздничный обед по случаю прибытия.

На втором этаже пытались дозвониться по междугородней связи. На третьем – скучали на неудобных фанерных креслах ожидающие.

Следователь прошелся мимо лотка, с которого, предчувствуя скуку, уезжающие сметали газеты – свежие и не очень.

Уже потеряв надежду, Карпеко снова повернул к комнате милиции. В конце прохода имелся еще один зал, где полстены занимала завораживающая детей схема путей сообщений. Под ней стояли столь же интересные ребенку справочные автоматы. Возле касс традиционно толпился народ, и в скоплении людей, верно, крутились спекулянты – но Карпеко искал встречи не с ними.

У противоположной от касс стены стояли автоматические камеры хранения. Зал же разделяли все те же неудобные кресла. И вот на одном из них… Карпеко не поверил своим глазам. В одном из кресел сидел похожий на пенсионера старичок, которого, казалось, более всего занимал кроссворд, напечатанный в газете. На коленях старика лежал небольшой и сентиментальный букетик ландышей, чей аромат совершенно не чувствовался в духоте вокзала.

Кому-то могло показаться: старик ждет свою бабульку из дальней дороги. Кому-то, но только не Карпеко.

То был Кагул – вор известный по ждановским меркам, рецидивист, по слухам будто бы завязавший.