Однажды в СССР

В садах нашли заброшенную конюшню, в которой и отстреляли свое оружие. Пальба в замкнутом помещении оглушала, но снаружи, как убедился Аркадий, слышно было немного. Чтоб не допустить разлета гильз, стреляли из хозяйственных сумок.

Оружие получилось будто безотказным.

– Вот это силища! – Пашка не мог скрыть улыбку.

– Не силища, а дурища. Точность никакая.

– Ну и пусть! Мы не убивать идем, не соревноваться в точности. Наше дело – испугать. Больше шума и ругани, командир!

-

Лето хорошо было отпусками и отсутствием государственных праздников. Съезд КПСС отшумел весной, ноябрьские были еще далеко. И вроде бы не имелось нужды в штурмовщине.

Но в цехе грянул переполох – оказалось, что арочный фрезерный станок монтируется с отставанием от графика, а, вернее, не монтируется вовсе – о нем забыли.

Монтаж станка начинал еще Аркадий, будучи заместителем начальника цеха. Под его командой бригады проделали тяжелую работу – вырыли котлован, забетонировали фундамент, установили колонны. Затем оказалось, что из Краматорска пришли не все детали, и монтаж отложили. С той поры много изменилось. Аркадия понизили, прежний начальник цеха ушел. И могло бы все стоять и дальше до самой победы коммунизма, но вышло иначе.

Вдруг оказалось, что запчасти уже давно пришли и лежат на заводском складе. Склад был огромен, являлся отдельным цехом. И его начальник, само собой, бывал в Инженерном корпусе.

Уж не понять, как дошло до Старика, что детали давно пришли. Но однажды он вдруг явился в цех, осмотрел котлован, дно которого покрывали мусор и окурки. Был тот момент, когда Старик мог бы в порошок стереть Легушева, но не сделал этого. Ибо жизнь полубога была скучна, и с этим мальчиком он решил поиграть.

Заместитель генерального директора зашел в кабинет начальника цеха и после десяти минут – вышел, уехал.

Затем из кабинета вылетел Легушев и принялся щедро раздавать команды. Следует отдать ему должное: за дело он взялся крепко и по-своему последовательно. Снял людей с других участков, выпросил командировочных из других цехов, организовал работу круглосуточную, ежедневную.

– Хреново кончится эта штурмовщина, – заметил Аркадий.

– Как говорил мой дед: я же не против колхоза, лишь бы не в нашей деревне, – уклончиво ответил Коновалов.

Коммунистов среди трудяг было мало, но среди молодых рабочих достаточно имелось комсомольцев. И Легушев упирал на сознательность:

– Станок должен заработать в этом году! Его продукцию ждут в Москве, в Ленинграде! Она включена в план завода на следующий год. Я каждый день созваниваюсь с обкомом, чтоб доложить ход работ по станку!

Все, кроме последней фразы, являлось ложью. Да и последняя правдива была лишь отчасти.

Аркадий подумал, что врать – тоже надо уметь. Если не умеешь – не стоило браться. Хорошая ложь та, которую невозможно опровергнуть, проверить. И уж тем паче, не должно вранье быть опровергнуто само собой. Нельзя его привязывать к грядущей дате. Уж не понять, зачем Владлен Всеволодович говорил про следующий год. Быть может, рассчитывал, что к тому времени его на заводе не будет?

Никогда не стоит посторонним лгать при подчиненных. Они о вашей лжи осведомлены иногда лучше вас. Раз-два могут списать на неосведомленность начальства, но дальше поймут, что вранье – это система, и то, что вы им говорите – тоже зачастую ложь. Самое простое вообще – не лгать.

Но Легушев почему-то лгал.

Станок этот хорошо вписывается в планы замкнуть на заводе цикл обработки крупногабаритных деталей. Но в графике только то и было, что смонтировать к такому-то числу. А еще была пусконаладка, еще – ввод в производство. А сталькомплекс, который должен был отливать заготовки для гигантского фрезера, еще находился на чертежных досках. Под него уже снесли Ворошиловский поселок, но еще не забили ни одной сваи.

– Ну, врет же он, – бурчал Аркадий. – В техбюро есть копия плана технического развития, она подписана генеральным директором. Вы его хоть в глаза видели?

– Кого? – пожимали плечами работяги. – Генерального директора? Видели, конечно!

Рабочим было все равно. Они просто работали. Им плевать было на сознательность, их интересовали деньги. Трудяги легко шли на сверхурочные за малую мзду, не принимая в расчет то, завод сожрет их тело, выпьет их силы, сломит душу и выплюнет на пенсию.

Аркадий стал за собой замечать то, что приказы Легушева пытается саботировать, сорвать запуск. К тому же, сверхурочные мешали их планам по ремонту станков в карьере.

– Сегодня надо задержаться, доделать работу, – говорил их бригаде Легушев. – Но вот завтра можете не выходить – завтра награждение за выполненный труд.

Работа, меж тем, шла.

Фрезер вырос от пола на высоту трехэтажного дома, а еще уходил вниз на два этажа со своими маслостанциями и приводами. По двум колоннам начали двигаться небольшие лифты.

–

По аналогии с известным комическим дуэтом за спиной Карпеко и Данилина именовали Торопунькой и Штепселем. Карпеко был, конечно же, Торопунькой – долговязый и вечно спешащий. Данилин же на Штепселя не походил совершенно никак, и именовали его так, для комплектности.