Однажды в замке

Служанка подошла к нему легко, как пойманная рыба, разрезая толпу, пока не встала между его раздвинутыми ногами. От нее пахло пролитым пивом и теплой женщиной. В улыбке светилась жизнерадостная похоть.

Она провела рукой по его бедру. Стантон всегда твердил себе, что ни одна женщина не сможет устоять перед его титулом, и поэтому он не должен пользоваться своими преимуществами. Но теперь понял, как ошибался. Эта женщина ничего не знала о его положении. Ей хотелось другого – мощных мышц, которые она ласкала.

Она улыбнулась еще шире.

– Меня зовут Эльза, – сказала она. Пальцы скользнули вверх.

– Гауэйн.

Он прислонился к стойке, позволив ей делать все, что пожелает.

– Ты такой мрачный, – выдохнула Эльза. – Мне это нравится. Большой и мрачный.

Ее пальцы скользнули дальше, к паху, и Гауэйн инстинктивно выбросил вперед руку, чтобы помешать ей.

– Здесь слишком людно, – улыбнулась она еще шире.

Он бесстрастно отметил, что улыбка не имеет ничего общего с его титулом.

– Не хочешь пойти наверх, поразвлечься? – прошептала Эльза, прикусывая мочку его уха. Ее большие груди коснулись его груди. – Я и сама не прочь повеселиться.

Она повернула голову, чтобы поцеловать его, но он дернулся.

– Никаких поцелуев.

– Может, я сумею переубедить тебя, – сказала Эльза со смешком.

Он встал и взял ее за руку.

– Что отец, что сын, – пробормотал все тот же крестьянин, когда служанка потащила Гауэйна прочь.

Гауэйн окинул его холодным взглядом.

– Ну да, – фыркнул мужчина, – у него тоже были такие злобные глаза, как у вас.

Он скорчился над стаканом, а Стантон последовал через толпу за округлыми бедрами служанки.

Глава 37

Эди медленно смирялась с мыслью о том, что Гауэйн может не вернуться еще очень долго. Он не хотел ее видеть. Она олицетворяла неудачу, столь сокрушительную, что он не может заставить себя вернуться. Гауэйн понимал, что Эди никогда не станет той, какую он хочет видеть в своей постели.

Или решил, что никогда больше не сможет доверять ей.

Эди обнаружила, что от слез уже першит в горле. Слезы унесли ее аппетит. Легче всего было выбросить из головы случившееся и часами играть на виолончели. Она продолжала играть, даже когда правая рука уставала, но не хотела тишины, потому что мысли и без того были достаточно громкими.

Отец приедет через неделю, может, чуть позже.

Тем временем слуги бегали между замком и башней, как трудолюбивые муравьи. Эдит неожиданно прониклась теплыми чувствами к Бардолфу. Он никогда, ни малейшим жестом не показывал, что не одобряет ее переезда, – хотя, как сказала Лила, возможно, потому что вообще никогда и ничего не одобрял.

Днем он ставил лакея у подножия башни, чтобы Эди легко могла послать записку Лиле или вызвать Мэри. И сам он навещал ее дважды в неделю. Как-то утром он признался, что произошла ссора между лакеями, менявшимися через каждые два часа.

– Но почему? – удивилась она.

Бардолф поджал губы:

– Шотландцы – не филистеры, ваша светлость. Они хотят слышать вашу игру.

Позже Лила сказала, что под окном башни часто скапливалась толпа, которая с каждым днем все росла.

Значит, у Эди появилась первая публика! Но эти люди никогда не издавали ни звука, поэтому она не замечала их, повторяя по многу раз одни и те же такты, пока не оставалась довольна настолько, чтобы сыграть всю мелодию с начала до конца.

Однажды она услышала, как Лила, задыхаясь, окликает ее, и распахнула окно. Мачеха сбегала с холма, размахивая письмом.

– Что там? – крикнула в ответ Эди.

– Твой отец, – пропыхтела Лила. – Он едет!

– Правильно, я же просила его.

Эди вдруг ощутила, как сердце покатилось куда-то вниз. Отец, конечно, увезет ее. Она сама этого хотела.

– Нет-нет! Похоже, он ничего не знает о твоем письме! – крикнула Лила, разглаживая на ходу страницу. – Должно быть, он уже уехал к тому времени, как оно прибыло. Он пишет, что едет, потому что хочет… потому что соскучился по мне! – Ее лицо сияло. – Он уже в трех-четырех днях пути отсюда!

– Как чудесно! Он будет так счастлив увидеть Сюзанну!

– Да! – ликующе вскричала Лила, но тут же в ужасе оглядела себя. – Я еще больше растолстела!

– Ты прекрасно выглядишь! – рассмеялась Эди.

Лила выглядела розовой пышнотелой молодой матроной, которая любила мужа и дочь и ничуть не тревожилась из-за любовницы по имени Уинифред.

Лила снова и снова перечитывала письмо.

– Он едет, чтобы забрать меня домой, – всхлипнула она, смахивая слезу. – Говорит, что, пока я не уехала, не понимал, как любит меня!

Эди отошла от окна и сбежала вниз.

– О господи! – воскликнула Лила, когда Эди открыла дверь. – Что, если он передумает?

– Ни за что! – заверила мачеху Эди. – Отец обожает тебя! Правда, понял это не сразу, но ведь понял же!

– Мы можем поехать домой вместе! Это просто мечта! – Она прижала письмо к груди. – Я прочитала письмо десять раз, прежде чем пошла к тебе, потому что не верила собственным глазам. Но я знаю его почерк. Он пишет то, что думает.

– Конечно, – кивнула Эди.