Однажды в 'Знамени'

Однажды в "Знамени" Сергей Иванович Чупринин предложил мне подработать: собрать пермскую часть энциклопедии "Новая Россия - мир литературы". Я согласилась и через два месяца привезла все анкеты, а также вручила С.И. свой рассказ о том, как я их собирала ("Энциклопедисты"). В коридоре я встретила Наталью Иванову, и она предложила мне сто рублей на краски. На другой день я купила масляные краски и пришла в редакцию писать для них картины. Всегда и всюду я их так, на ходу, пишу - пальцем, с бешеной скоростью. И вот только я написала первую рыбку (или бабочку, петушка, ангела), подходит секретарь Марина и вручает мне большой запечатанный конверт! "От Сергея Ивановича". Значит, что - рассказ мой не подошел? Ну да, говорил ведь С.И., что он должен по поводу него посоветоваться с сотрудниками. Значит, сотрудники против... Настроение упало резко. А раскрыть конверт я не могу: пальцы все в краске. Пишу картину за картиной, а в голове уже шумит. Лена Хомутова чаю мне принесла. Прихватив чашку обрывком газеты, чтоб не запачкать, я выпила. Могла бы таблетку от головной боли достать из сумки, но сумку испачкать не хотела. С раскалывающейся от боли головой наконец закончила последнюю картину (кажется, Пушкина в виде ангела)... Вымыла руки и раскрыла конверт. А там всего лишь рассказ Феликса Светова, который мне обещал Сергей Иванович... Если б я знала, что тот мой рассказ приняли (и после опубликовали) - какие б я роскошные картины им тогда написала! А так... голова не дала свободно развернуться. Причем я в тот же вечер была звана в гости к Боре Дубину там весь вечер хозяева подавали мне эффералган-упсу, и в разговоре я практически не могла участвовать, и шутки других гостей не записала, и коньяк французский не попробовала даже...

Однажды в "Знамени" приняли нашу с мужем повесть "Капсула". Я напечатала в записях: "СЕГОДНЯ ЛУЧШИЙ ДЕНЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ! Звонили из "Знамени" - берут нашу "Капсулу". Ура!!! Господи, благодарю Тебя!". Но, видно, плохо поблагодарила Бога. Повесть вскоре вернули, и лучший день в моей жизни был отменен...

Но слава Богу, я понимала, что в жизни должны быть и лучшие, и не самые лучшие дни! Тем более что "Знамя" как не раз печатало меня до этой истории, так и после.

Однажды в "Знамени" опубликовали сразу меня и двух моих однокурсников, друзей юности: Леонида Юзефовича и Анатолия Королева. Я всю молодость смотрела им в рот, потому что приехала в университет из маленького поселочка и даже имени Хемингуэя не знала! Вот так. А потом я не смотрела им в рот, потому что они в Москву переехали жить. Но когда "Знамя" в один год нас опубликовало, не знаю, что подумали мои однокурсники, а я решила, что догнала их...

Однажды в "Знамени" опубликовали мои хокку (аж 49 штук!). И еще тут же в "Литературке" Александр Кушнер похвалил их. Это сразу изменило в нашей семье тип юмора по отношению к моим стихам. Если раньше муж на каждое тотчас сочинял пародию, то после - стал ерничать: "Я, наверное, никогда не дорасту до твоих стихов!". (А на днях читаю новую книгу Марка Захарова: оказывается, в театре тоже сейчас можно работать с примитивом, даже режиссер говорит актеру: "Сыграй так, чтоб в зале думали: зачем этого-то бездаря взяли на сцену!".)

Однажды в "Знамени" мой муж сказал: "В Египте были пирамиды, а в Москве есть четыре журнала: "Знамя", "Новый мир", "Октябрь" и "Дружба народов". Иногда московские писатели меня спрашивают: "А в "Знамени" не возмущаются, что ты и в "Октябре" публикуешься?". К чести журналов, ни разу никто меня вообще об этом не спросил в редакциях! Когда живешь далеко в провинции, а в твоем родном городе не было и нет ни одного литературного журнала, то твоя судьба решается в столице, и она все время как бы рядом, сразу слева надо лбом. Все время думаешь: как там новая повесть, рассказы, стихи - приняты или нет, если приняты, то на какой номер... И я молюсь за всех вас каждый день! Оставайтесь Богом хранимы!

Пермь

Юрий Давыдов

Неохота поздравлять "коллектив". Нашенские отвергали личность, не сумевшую материализоваться в гвоздь или винтик. Нет, нынешняя редакция журнала "Знамя" это - "Мы", не поглощающее "Я".

В оны времена генерал Драгомиров ставил горестную замету рядом с именами кандидатов в члены Военного совета: "В совете заседать может, советы подавать не может". Или печаловался: "В бою застенчив". Другой генерал, Обручев, назначенный очень большим начальником, выбирая зама, осведомлялся: "А будет ли он спорить со мной?". Ему нужен был сотоварищ-оппонент.

В таких, как говорится, параметрах проросло и поднялось дело на Никольской. И это не может не радовать и знаменосцев, и борзописцев. "Знамя" не пустой для сердца звук.

В курганах книг есть книжица-инструкция "Хороший тон". Там пропечатан образец юбилейного адреса. Он пышет жаром торжественных похвал. Но повторять их боязно. Сергей Чупринин и Наталья Иванова, поддержанные командой, поднимут на смех, как на копья.