Однажды весной в Италии

— Надо бы, — продолжал Сент-Роз, все еще держа в руках карты, — отказаться от прописных истин, которые кажутся нам важными и ценными, и тогда жизнь, а стало быть, и смерть наконец-то предстанут в своей подлинной простоте. Я много ездил, останавливался где придется. А когда я ушел на войну, моя мачеха, как я узнал, направо и налево раздавала мои книги и всю мою одежду, которые я не мог взять с собой, как будто мне уже не суждено было вернуться. Между тем она славная женщина и всегда питала ко мне добрые чувства. Но она инстинктивно понимала, что, когда человека нет, это все равно как если бы он умер.

Сквозь грохот зениток с площади прорвались пронзительные свистки: дежурные напоминали о необходимости соблюдать режим затемнения. Но Джакомо тщательно зашторил окна, выходившие на улицу, черной материей.

— Вам известно, — продолжал Сент-Роз, — что перед вылетом на задание члены экипажа обязаны опустошить свои карманы и сдать все вещи офицеру? По ряду причин запрещается оставлять при себе даже сигареты или трамвайный билет. Я впервые понял, что еще до того, как я стал военным летчиком, у меня уже выработалась привычка в минуты отъезда опустошать свои карманы полностью, вплоть до тайных уголков души, и эта формальность меня совсем не встревожила.

Опять свисток, и чей-то сердитый голос кричит:

— Свет на третьем!

Этот крик, казалось, довел зенитки до полнейшей истерики. Сандра чуть запахнула халат, но грудь оставалась открытой. Она лениво прислушивалась к словам Сент-Роза.

— В Германии случается иногда, что летчиков союзных держав, сбитых зенитной артиллерией или истребителями, гражданское население расстреливает еще в воздухе, пока они спускаются на парашютах, так что на землю падают уже изрешеченные пулями трупы. Если мне предстоит нечто подобное, я не буду в большой обиде на моих убийц — разве что за тот ужас и отчаяние, которые по их вине испытаю. Разрушенные дома, развалины, дети, погребенные в руинах, — все это существует. То, что мы, летчики, чувствуем там, наверху, — это вовсе не возмездие. Это совсем другое…

Усталым движением он бросил карты, встал, сделал несколько шагов по гостиной, отошел от кресла, в котором сидела Сандра, и множество видений замелькало перед ним: лица пилотов, бомбометатель в прозрачной кабине с пальцем на кнопке, пулеметчики у своих пулеметов в тесных турелях, открытый бомбовый люк, бомбы, готовые к сбросу, грозные в этом недолгом мнимом покое, и вот уже кругом все сметено, разбито, трассирующие пули, черные и красные разрывы зенитных снарядов, пылающие глаза прожекторов, зигзаги самолета в неистовом водовороте огненных вспышек… Как странно было видеть воздушный бой одновременно из самолета и со стороны, находясь здесь, в этом маленьком особняке, таком ветхом, что, пожалуй, хватило бы взрывной волны от одной бомбы, чтобы он рухнул! Сент-Роз услышал голос Сандры, насмешливо и дерзко спросившей:

— Как вы думаете, сколько у меня было любовников?

Он остановился, взглянул на нее, недоуменно пожал плечами, зашагал снова, обошел стол с другой стороны, далеко от камина, а она продолжала:

— Тридцать восемь, мой дорогой! А когда Луиджи женился на мне, я была девственницей! Живем-то мы в Италии, не так ли? Мне тогда едва минуло восемнадцать!

Она скрестила ноги, и только тут Сент-Роз заметил ее вызывающую позу.

— Тридцать восемь, и все — весьма приятные партнеры!

Стрельба зенитных орудий внезапно усилилась, люстра вновь дрогнула и мелодично зазвенела.

— Все, за исключением одного. Это был незнакомец, приставший ко мне на улице, и я пошла за ним, даже не спросив его имени. Поначалу он был ласков, предупредителен, но, едва мы оказались в постели, стал меня бить, а так как я кричала и отбивалась, он всем телом навалился на меня и словно парализовал. Мое сопротивление и ужас возбуждали его; поняв это, я взяла себя в руки, и он скоро успокоился.

Сент-Роз чуть было не спросил: «Зачем вы мне это рассказываете?», но в ту же секунду подумал, что бомбежка вызвала у нее нервный шок, а может быть, она стремится таким образом подавить в себе какое-то мучительное воспоминание. София как-то сказала ему, что через два года после свадьбы у Сандры родилась дочка, которая вскоре умерла от менингита, и что это событие все еще занимает важное место в ее жизни. Но можно ли верить всему, что рассказывает София? А Сандра продолжала:

— Есть у меня другое воспоминание, но уже более счастливое. Лет пять тому назад в Генуе я провела ночь с двумя мужчинами. Я с ними выпила, а потом согласилась пойти с одним из них, но он устроил так, чтобы его приятель оказался в той же квартире…

Поскольку Сент-Роз отошел в глубину гостиной и оказался в полутьме, она повернулась в его сторону:

— Вас это коробит, а? Тогда скажите мне, что я вам противна и что я веду себя как шлюха!

Гул зениток затихал, словно удаляющаяся гроза.

— Скажу вам одно: в исповедники я не гожусь, и вы вправе жить, как вам угодно! Впрочем, все, о чем вы говорите, любопытно. Не ново, как мне кажется, но любопытно.