Читаем Однажды весной в Италии полностью

Она вдруг засмеялась каким-то отрывистым смехом, Сент-Роз подумал, что пренебрегать женщиной, которая сама себя предлагает, всегда опасно, и в ту же минуту три почти одновременных взрыва как бы подчеркнули слово о-пас-но.

Ему даже в голову не приходило воспользоваться ситуацией, настолько подлым казалось овладеть этой женщиной — даже если она сама к тому подстрекала! — женой человека, который его прятал, рискуя погибнуть или угодить в концлагерь. Такая выдержка, он это хорошо понимал, достойна похвалы, ибо он уже много недель не прикасался ни к одной женщине, и это воздержание стоило ему бессонных ночей.

Внезапно стрельба зениток прекратилась, и вскоре сирены возвестили конец воздушного налета. Во дворе опять послышались голоса соседей, которые покидали убежище, растекались по площади, окликая друг друга приглушенными голосами. Потом вошла маркиза, похожая на одну из старых аристократок, которых писал Гойя, поражающих контрастом между дряхлостью тела и тем воздушным нарядом, в который оно облачено. София помогла ей снять пальто, и маркиза мелкими шажками направилась к себе. В темноте ее совиные глаза ярко блестели. Позади шел Луиджи — вид у него был очень утомленный. Он пожелал доброй ночи и тоже удалился. Сент-Роз задержался, снова взял колоду карт, предложил Сандре вынуть из нее одну, показать ему, а потом положить обратно в колоду и перетасовать ее. Она проделала все это, иронически на него поглядывая. Сент-Роз повертел колоду, потом разложил карты лицом вниз и одну перевернул. Это была та самая карта, которую вынула Сандра. Он проделал этот фокус трижды и каждый раз угадывал. Он понимал, что Сандра крайне раздражена и очень хотела бы, чтобы у него ничего не получилось, но старался быть на высоте. Сандра сидела по другую сторону стола, и какая-то шальная искорка то загоралась, то гасла в глубине ее огромных глаз, оттененных длинными, изогнутыми ресницами. Она не выказывала ни малейшего удивления и не восхищалась вслух искусством и ловкостью Сент-Роза.

На другой день она предложила ему пойти посмотреть пострадавшие от бомбежки кварталы, но он отклонил приглашение, — и она не могла понять, то ли он опасался идти с ней вместе после вчерашних рассказов о ее «приключениях» (она посмеивалась над этим), то ли, как он утверждал, ему действительно было неприятно превращать в зрелище несчастье других. В конце концов Сандра ушла одна, а Сент-Роз остался, уверенный, что приглашение было сделано не без задней мысли.


В тот же вечер после ужина Сент-Роз и Сандра в обычный час снова сидели у камина в гостиной; Луиджи в соседней комнате слушал радио, а София помогала маркизе совершать вечерний туалет. Огонь в камине угасал, так как дров оставалось немного, их следовало расходовать экономно. Сент-Роз читал какую-то книгу об этрусках; внезапно Сандра бесцеремонно заметила:

— Надеюсь, вы не приняли за чистую монету все то, что я вам вчера наговорила. Я имею в виду мои откровенные признания.

Если такая женщина, как Сандра, вдруг отказывается от своих слов, ясно, что она долго над этим размышляла.

— Да нет же, — ответил Сент-Роз. — Я понял, что бомбежка подействовала на вас угнетающе, и сделал выводы.

Несколько минут она молча глядела в огонь, потом добавила:

— Вы много говорили о войне да к тому же утомили меня своими нелепыми фокусами.

— Простите великодушно.

— Глупости! Любой другой мужчина в подобных обстоятельствах принялся бы за мной ухаживать.

— Налет и на мои нервы подействовал.

Она улыбнулась. Порой улыбка настолько меняла выражение ее лица, делала его таким хитрым, что это приводило собеседника в замешательство.

— А ведь я считала, — сказала Сандра, — что война и опасности обостряют эротические инстинкты!..

— Это заблуждение девятнадцатого века. Наука его не подтвердила.

Она не подозревала, что ее неподвижный взгляд наркоманки лишает его разума, словно она прикладывает к его лбу кончик раскаленного железного прута. Боже, как бы он хотел убежать в сад, побродить среди деревьев, насладиться ночным покоем!

— Извините, я должен подняться к себе, — сказал Сент-Роз.

— Серьезно? Я начинаю думать, что вы не похожи на остальных мужчин.

Он смотрел в огонь, на пылающие пещерки в груде горящих углей, пораженный вульгарным тоном, каким это было сказано.

— Может, и в самом деле не похож. Откровенно говоря, я не думаю, что все человеческие поступки одинаково важны, ибо, будь оно так, ни один не имел бы значения, а мне необходимо, чтобы одни поступки значили больше, чем другие.

— А вот я, — ответила Сандра, — я должна иногда заблуждаться. Отвратительно, если бы все сразу было ясно. Какие же мы разные с вами, правда?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека французского романа

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза