Однажды весной в Италии

Сент-Роз поблагодарил маркизу за то, что она сразу согласилась приютить его, едва только доктор Мантенья через доверенное лицо попросил ее об этом. Маркиза жестом дала понять, что благодарность тут излишня, и добавила, что пригласила к себе вечером одного приятеля, хирурга.

Сент-Розу снова пришлось рассказывать свою историю о том, как восемнадцать бомбардировщиков «В-26» поднялись в воздух с аэродрома Виллачидро в Сардинии, совершили налет на крупное бензохранилище вермахта неподалеку от побережья севернее Рима, об успехе этого налета, несмотря на яростный зенитный огонь, и о том, что на месте бензохранилища, посреди мирной умбрийской равнины, остался лишь гигантский столб черного дыма. Но два самолета были безнадежно повреждены, в том числе самолет Сент-Роза. Покалечил машину разорвавшийся под нею снаряд. Огонь распространялся так быстро, что командир в ларингофон отдал экипажу приказ покинуть самолет. Без шлема и без защитного жилета Сент-Роз выпрыгнул через бомбовый люк, который оставался открытым. Только раскрыв парашют, он почувствовал, что ранен в ногу. Кровь струилась у него по ботинку, но Сент-Роз думал лишь о том, как бы ветер не отнес его далеко в море. Он не надеялся ни на свой mae-vest[8], ни на уменье плавать. Рядом спускались другие парашюты, похожие на медуз. Но он не мог пересчитать их, так как был поглощен собственным приземлением, и завопил от боли, когда раненой ногой сильно стукнулся о поросшую кустарником землю поблизости от берега. И хотя он не видел волн, поскольку упал в густые заросли дрока, тем не менее слышал рокот набегавших морских валов. С окрестных полей подоспели крестьяне, которые были очевидцами этой драмы и теперь стремились опередить немцев. Они уложили в телегу двух уцелевших летчиков — Сент-Роза и Бургуэна, — отвезли их на ферму и спрятали в соломе. К ночи приехали на мотоцикле для дознания немецкий сержант с солдатом, но крестьяне отвечали, что, должно быть, оба эти парашютиста, как и другие, утонули в море.

Потом розыски прекратились, волнение улеглось, и Бургуэн уехал на почтовом грузовичке в Рим. Там он знал одного старого скульптора, который готов был укрыть его у себя и, если понадобится, переправить через линию фронта. На всякий случай Сент-Роз запомнил наизусть его адрес. Но в последующие дни Сент-Розу стало хуже, и его пришлось перевезти в деревню к врачу.

— Господи, — сказала маркиза, — когда же кончится эта война?

И Сент-Роз подумал, что отныне ему не раз еще придется рассказывать о пережитом, как он рассказывал сейчас и как рассказывал раньше крестьянам и доктору Мантенье, и что рассказ этот, в сущности, дает лишь самое отдаленное представление о том, что он испытал. Никому не понять напряжения этих последних секунд перед прыжком в пропасть, перед тем, как раскрылся парашют (кто мог поручиться, что он раскроется?), и этого полета с притупленным сознанием, словно в кошмарном сне, погружающем человека в небытие. Он вспомнил последнее увиденное им лицо — смертельно бледное лицо молодого стрелка, тело которого все еще продолжало дергаться сзади, на баке, куда он упал, хотя стрелок был уже мертв и вместе с объятой пламенем массой самолета неотвратимо падал в бездну. Сент-Розу приятно было сочувствие маркизы, от сострадания закрывшей глаза. Возможно, она поняла — она, так много пережившая, — что вся эта война — не более чем галлюцинация и что все эти мертвые — всего лишь загадки, разгадать которые поможет только терпение и любовь. Боже, как ему было жарко! Он выпил рюмку ликера, которую поднесла ему старая служанка София, ибо знал, что алкоголь скует и укротит его мысли, пропустит их через тонкое ситечко и избавит его от наваждения. По обе стороны камина, в котором потрескивали дрова, на стенах висели гобелены, и льющийся из окон серый свет падал на них. На гобелене слева был изображен последний бег Аталанты, побежденной Гиппоменом, а на другом — Гектор и Андромаха на стенах Трои.

После отъезда доктора, который не мог задерживаться из-за затемнения, София проводила Сент-Роза на верхний этаж; им пришлось пройти по галерее под взглядами пышно разодетых синьоров в барочных рамах. Один из них, в рыцарских доспехах, выглядел особенно свирепо. На последнем портрете перед лестницей, ведущей наверх, была изображена молодая девушка с глубоким декольте и веером в обнаженных руках, слегка похожая на маркизу.

Комната, куда София привела совершенно обессилевшего по дороге Сент-Роза, была довольно большая, с занавесями на окнах, шкафом в деревенском стиле из орехового дерева и железной кроватью с медными шарами. Обогревалась она с помощью печки, труба которой была выведена в дымоход камина. Одну из стен украшала дюжина бабочек под стеклом. Крылья некоторых из них напоминали глаза, свирепо выпученные на нового пришельца.