Однажды во сне. Другая история Авроры

— Не знаю, право, могу ли я об этом говорить, — замялась Аврора, вспомнив реакцию графа Броде. — Скажите лучше, знаете ли вы, что это за перо? От какой птицы?

— Разве я похожа на человека, который разбирается в птицах и прочих летучих тварях? — сухо ответила леди Астрид. — Но поскольку это перо… никак не может быть… Оттуда, могу предположить, что оно выпало у голубя или одной из тех летающих крыс, что заполонили внутренние дворики.

С этими словами леди Астрид вернулась к шитью.

Аврора продолжала хмуро крутить перо в пальцах.

— На вашем месте я никому в замке не стала бы рассказывать про это перо, ваше высочество, — после некоторого молчания тихо добавила леди Астрид. — Люди здесь слегка беспокойны, они устали от заточения в замке, а у стен этого замка имеются уши… вы понимаете меня? Ваша тетя — да благословит ее Господь — спасла нас всех, но она очень болезненно относится ко всему, что так или иначе связано с Внешним миром. Не без причины, нужно полагать. Вы не бойтесь, ваше высочество, я-то никому не проболтаюсь, но могут найтись и такие, кто проболтается.

Принцесса печально кивнула, мысленно ругая себя за то, что не поговорила с леди Астрид перед балом. А вдруг граф Броде всем обо всем уже растрезвонил? Или, хуже того, не всем, а ее тете?

Самой Авроре это, пожалуй, ничем не может грозить, а вот бедному менестрелю… Пока что ему достается за беспробудное пьянство. Что будет, если Малефисента узнает о том, что он выходил во Внешний мир и вернулся?

Аврора спрятала перо в сумочку и вернулась к своему шитью.

«Все же шить куда лучше, чем совсем ничего не делать», — подумала она, беря в руки непослушную иголку.

* * *

Последние дни в ожидании очередного бала тянулись как-то особенно мрачно и медленно.

Здесь следует, наверное, отметить одну странность. Дело в том, что в укрытом терновыми зарослями замке считать время было задачей непростой, поскольку солнце сюда заглядывало крайне редко, а Луна так и вовсе никогда. Поэтому время суток обитатели замка определяли в основном на глазок, приблизительно, или по наитию. Дни тоже были такими однообразными, что сливались в одно серое пятно. Вторник сегодня или пятница? А не все ли равно?

Но несмотря на то что мир изменился до неузнаваемости, календари сошли с ума, а колючие заросли укрыли замок своим непроницаемым покровом, сохранилось кое-что, надежно и точно отсчитывая ход времени.

Это был звон загадочного, неизвестно где находящегося колокола. Он отмечал наступление нового года заточения в замке, и тогда на протяжении, казалось, нескольких дней раздавались медленные удары, медный гул которых долго не затихал потом в коридорах замка, доводя всех его обитателей до дрожи и отчаяния. В эти дни и простолюдины, и придворные, и сама Аврора пытались спастись от жуткого колокольного звона — кто затыкал себе уши клочками овечьей шерсти, кто прятал голову под подушку. Даже Малефисента, казалось, скрежетала зубами от раздражения.

Еще одним свидетельством хода времени — весьма приблизительным, конечно, но достаточно надежным — были странные, можно сказать, загадочные даже, превращения, происходившие с Малефисентой. С каждой новой, прошедшей после очередного бала неделей, королева начинала выглядеть все более изможденной, дряхлеющей и даже стареющей буквально на глазах. Но едва заканчивался новый бал, королева вновь выглядела полной сил, энергичной, помолодевшей. Оживали, крепли, расцветали пышным цветом и магические способности Малефисенты, поэтому в первые две недели после бала и волшебная еда была вкуснее и разнообразнее обычной, и новые развлечения в эти дни изобретались, появлялась новая одежда, наполнялись различными припасами кладовые. В эти дни жизнь в Терновом замке становилась вполне сносной, почти нормальной, пожалуй.

Но вот месячный лунный цикл переваливал за середину, и с каждым днем королеву все сильнее начинала охватывать усталость, все темнее становились круги у нее под глазами, во всех движениях начинала сквозить вялость, переходившая к очередному балу в апатию.

Нет, волшебная еда по-прежнему продолжала появляться на столах обитателей замка, но блюда становились безвкусными, похожими одно на другое. Бледнее становился и волшебный свет в каминах, фонарях и канделябрах. Теперь обитатели замка старались держаться поближе к свету, пораньше ложились спать, и всех охватывал страх при неожиданной мысли о том, что можно в любой момент быть выброшенным за пределы замка. Люди начинали терять всякую надежду, погружались в тоску, бесцельно слонялись молчаливыми мрачными тенями по сумрачным коридорам замка.

Как правило, именно в такие дни вдруг пропадал кто-нибудь из обитателей замка, и спустя какое-то время находили его труп.

Последние несколько дней перед балом весь замок погружался в сонное оцепенение. Крестьяне переставали ухаживать за своими садиками и овцами, слуги переставали смахивать пыль, а у придворных вельмож не хватало сил, чтобы выговаривать им за это. И вот именно в один из таких ужасных дней Малефисента всегда просила Аврору спеть.

Для всех.