Однажды замужем

— Тяжелая? — подпрыгнул Петрович на блоке. — Да разве сейчас тяжелая — аппарат под цицки подставлять? Вот когда руками доили, да в бачки сливали, да каждый бачок на весы таскали. А теперь — молокопровод, все механизировано, автоматизировано… «Тяжелая»! — снова возмутился он. — Да это не работа, это… — остановился, подыскивая нужное словцо, — прогулка!

— Петрович, почему у вас нет тракторов? — спросила, вспомнив образцово-показательную ферму. — Там кормачи разъезжают на тракторах и корм прямо к мордам коровьим подвозят. Это бы сэкономило столько движений…

— Чего? — переспросил Петрович и смачно сплюнул.

— Коровник-то у вас новый. Разве нельзя было предусмотреть механическую раздачу корма? Ведь по последнему слову, наверно, строили.

— В том-то и дело, что по последнему. — Снова сплюнул. Плевал он вообще убедительно.

Появилась Степановна. Увидела картошку у входа.

— Почему до сих пор на тележки не погружена? — обратилась к Петровичу.

Но он не удостоил ее ответом.

— Картошка грязная, — сказал, когда Степановна ушла. — А почему? Потому что мойки нет.

— Почему же ее не построили?

— Потому что тогда нужно и канализацию прокладывать. Ну это еще ладно, не построили — спросу нет. Но вот пять отопительных котлов построили. А в коровнике зимой пар стынет. Иней на стенах не сходит.

— Почему?

— Потому что моторов нет. Того нет, сего нет… — Петрович выплюнул сигарету. — Только в кабинете бригадира да осеменатора тепло…

— Почему?

— «Почему-почему»! — озлился Петрович. — Ты сюда зачем приехала? — спросил строго.

— Коров доить. Работать. Я же говорила, — вскочила с места, бросилась к картофельной куче, — вот… Раз некому.

Схватила лопату и с ходу стала набрасывать картошку в тележку. Вверх — вниз. Однако взмахов через десять — пятнадцать поняла, что лопата тяжелая и мои руки держать ее больше не могут. Да и спина не гнется.

А ведь сейчас мы могли сидеть в кафе, есть шашлык. Или «табака». А потом пойти на концерт. Слушать музыку. А я слушаю стук картофелин о железные стенки тележки… Распрямилась, посмотрела на Петровича. Он глядел на меня с любопытством, не курил и не плевал. Он явно ждал, когда я отброшу лопату и побегу в город. И тут я почувствовала приступ наследственного упрямства: «Нет уж! Нет и нет!» И снова: вверх — вниз, вверх — вниз. Стук картофелин о стенки тележки…

Доярки стали расходиться. А у меня работа в самом разгаре. Вверх — вниз. Жаль, что Игорь не видит! Это тебе не прорабами командовать!

Последней вышла Райка.

— Ну что, идешь ко мне ночевать? — крикнула мне.

— Приду чуть позже, — ответила ей, не отрываясь от трудовой деятельности.

— Ладно, ворочай. Петрович тебе покажет, где я живу, мы с ним соседи.

Стемнело. А я бросала и бросала.

— Ну-ка, покажи ладони, — потребовал Петрович и усадил меня на блок. — Хватит. Ну-ка, попей молочка, — протянул мне кружку и краюху черного хлеба.

— Спасибо, — сказала, прижимая к холодной кружке свои горящие, в волдырях, ладони. Но пить не стала. Не хотелось чего-то. Хотелось спать.

— Отпей, отпей! — скомандовал Петрович.

Покорно отпила.

— Пойдем, провожу тебя к Рае. Выспись хорошенько.

— Петрович, — спросила его, когда подошли к дому, — почему ты с бригадирства ушел?

— Сыну передал. Он у меня с академией, — сказал уважительно. — Нынче без высшего образования — куда?

Раиска еще не ложилась — стирала. Я уснула, едва коснувшись приготовленной для меня раскладушки. Только попросила:

— Рая, разбуди меня к утренней дойке. Пойду с тобой.

Зачем? Сама не знаю. Но что-то во мне говорило: ты не уедешь просто так. Не уедешь, и все!

Но Рая разбудила меня лишь в полдень:

— Жалко было, ты крепко спала. Да и мозоли поджить должны. Болят мозоли-то?

Еще как болели. А кроме того, ныла поясница, спина. Гудели ноги. Руки словно не свои. Все из-за Верки! А впрочем…

— Слушай, — спросила Раиска. — Ты где живешь-то?

— В городе, а что?

— Ясно. Ты из горкома?

— Нет, из Госбанка, а что?

— Да так, у нас говорят, что ты из горкома.

— Вот глупость! — рассмеялась я. — Что за чушь!

Но Раю это не убедило.

— А я им так сказала, раз человек приехал, ходит и смотрит, значит, задание имеет. Ответственный, значит. Ой, что у нас сегодня утром творилось из-за тебя! — Рассмеялась в полный голос. — Ой, что, ой, что! Все начальство съехалось! Велели телят со сквозняка убрать. Брюхатых «дочек» досками огородили, — Райка перевела дух, — и даже холодильник исправили! Все враз и как по маслу! Могут же, гады!

— Холодильник? Вот здорово! Кто же его исправил?

— Бабка Степанида. Она возле него все охала-охала, потом глядит — там ремни соскочили, она всегда на другом месте их видела.

Райка побежала на кухню, загремела кастрюлями.

— Вставай, есть будем. Заработала — получай. А как же! По труду и награда! — кричала оттуда весело и зазывно.

Я вдруг почувствовала такой голод… В кухне за большим столом сидела Раиска с двумя дочерьми. Одной — лет восемь, другой — года три.

— Старшие в город укатили, — сообщила она мне. — У меня их четверо, невест-то…