Однажды замужем

— Нет, — снова всхлипнула Анжела. Но, почувствовав, что мать как-то подозрительно притихла, постаралась ее утешить: — Ничего, мам! Галина Григорьевна сказала, что рано или поздно сдам. Поставят, куда они денутся?

Следующие семь дней были неделей «Она сказала». «Она» — это, конечно, Галина Григорьевна.

«Мама, она сказала, что каша-размазня полезнее, чем рассыпчатая. Мы, оказывается, всю жизнь не так гречку готовили!»

«Мама, она сказала, что ребенка нужно родить к пятому курсу. Будет легче с распределением».

«Мама, она сказала, что тебе следует заняться вычислительной техникой. Без компьютера сейчас карьеры не сделаешь»…

— Ну, это уж слишком! Она еще будет указывать, чем следует мне заниматься! — возмутилась Лидия Ивановна. — И вообще, скажи своей Галине Григорьевне… — Но, взвесив, решила, что воспитатель должен быть один. Раз уж доверила свое единственное чадо этой Галине Григорьевне — терпи. — Скажи, что я подумаю. Ну, насчет компьютера…

Анжелины звонки становились все реже. «Устаю, не укладываюсь в график», — объясняла она.

— Может, вы ко мне переедете? — предложила как-то Лидия Ивановна.

— Да нет, мам, мы уж тут…

Вскоре звонки прекратились совсем.

А Лидия Ивановна все ждала, надеясь, что вот-вот, подняв трубку, она услышит такое родное, близкое: «Ма, это я, Анжелика». И сразу успокоится. Да, просто знать, что ее дочь жива-здорова, что ей ничего не грозит.

Но звонка не было. Лидия Ивановна совсем извелась. Что же там могло случиться?

Несколько раз она набирала номер Галины Григорьевны, но подходила сама хозяйка, и Лидия Ивановна быстро нажимала на рычаг. Ну прямо как школьница! Или робкая влюбленная. Господи, только бы услышать Анжелин голос.

Звонил Вячеслав, хотел приехать. Но она его под разными предлогами отговаривала. Ну как она сможет ему улыбаться, обнимать его, когда мысли там, с Анжеликой?! Свекровь наверняка довела ее своим графиком до нервного истощения. Может, она вообще в больнице лежит, а от матери скрывают.

Все вечера Лидия Ивановна проводила у телефона. Сидела и смотрела на него, как на уснувшее чудовище, которое в любую минуту может проснуться и зареветь, оглушить ее своим рыком, несущим чудовищное сообщение. Зашифрованную беду…

А зазвонил он вполне буднично. И совсем негромко — даже мелодично.

— Мама? — послышалось в трубке. — Это я, Анджелика.

— Кто-кто? — переспросила Лидия Ивановна.

— Ну я, Анджелика.

А ПОТОМ ИЗУЧУ ИСПАНСКИЙ…

— Ма, где мой циркуль? Ты слышишь? Ну где, где мой циркуль?

Конечно, не слышит. Болтает по телефону. А дверь закрыта: значит, с ним. Очень хорошо. Просто замечательно! У нее есть Он. Отлично. Пять с плюсом. И что же она ему спешит сообщить?

— Нет, сегодня не смогу… никак… не получается…

А что у тебя получается? Что ты вообще смогла в этой жизни?

Врываюсь в кухню, начинаю греметь посудой, хлопать дверцами шкафов, ящиками. Потом заявляю:

— Мне нужен телефон.

— …Ну, пока, Оль. Тут Юльке телефон понадобился.

«Оль!» За дурочку меня принимает! Думает, не понимаю, что «Оль» следует читать «Олег». Маленькой все еще меня считает…

— …Пока! До завтра… — И торопливо вешает трубку.

И немедленно начинает суетиться на кухне: кастрюльки-мастрюльки. Изображает категорическую занятость и озабоченность. А в глаза мне все же не глядит. Значит, правильно: никакая не «Оль». Олег.

— Что тебе сегодня на третье приготовить, доченька? Компот или кисель? — спрашивает так ласково, так заботливо, будто бы это единственная цель всего ее существования: приготовить мне третье.

— Чай, — отвечаю коротко и ухожу из кухни.

За спиной раздается оглушительный треск: это она ссыпает в мойку ложки и вилки, не мытые с завтрака. Намек и укор: могла бы, мол, хоть в воскресенье помочь матери.

Иду в свою комнату и врубаю магнитофон.

Поет приятный баритон, сопровождаемый небольшим шипением некачественной пленки в моей «Астре». В нашем классе у всех исключительно «Соники» да «Панасоники». А Нонка Чачанашвили, или Чача, как-то принесла на один из наших «огоньков» серебристо-белый стерео с двумя кассетами. Только у меня и у Вовки Беликова — «Астра». Вовкина мать тоже не может разориться на что-нибудь более современное.

Перекручиваю пленку вперед: уж больно заунывно увещевает меня красивый голос. Учит, предупреждает. Все считают своим долгом меня чему-то учить, от чего-то предостерегать. Ребенком считают. «Какой у вас очаровательный ребенок!» — воркуют мамины знакомые. На что я обычно отвечаю: «Не правда ли, я прелесть?» И они замолкают. Теперь они ко мне только на «вы». И не фамильярничают: отучила.

А Сан Саныч из АПУ, который раньше вместе с матерью в одной группе работал, вообще пополам сложился, когда на очередное «детка, угостись шоколадкой»» я ему ответила: «Ненавижу шоколад. И вообще на Востоке «детки» моего возраста уже своих деток имеют. Литературу читать надо!»

Ага, вот эта уже лучше. Темп что надо! Ритм и темп! Скорость, скорость. Блеск песенка.