Однажды звездной ночью

Корпоративная солидарность – неоценимая вещь! Особенно медицинская. К примеру, ты привозишь в травмопункт парня с переломом плеча, и врач с первого взгляда понимает, что перелом насильственный. А со второго взгляда – на твою физиономию – определяет злодея-насильника. А при этом в компании еще присутствует истерически рыдающая девица, в которой тот же проницательный врач с третьего взгляда вычисляет даму твоего сердца. Ну и какую логическую цепочку выстроит тут нормальный человек? Двое мужиков подрались из-за девушки, один другого поломал, а теперь строит из себя благородного рыцаря, в то время как ему место в «обезьяннике», то есть за решеткой. Но поскольку права никто не качает, поскольку поломанный не обличает своего обидчика, а девица хоть и в грустях, но победителя не судит, то этот врач-травматолог, раньше работавший в 35-й больнице и доктора Меншикова знающий как облупленного, опускает долу свои не в меру проницательные очи и предоставляет отношениям троицы развиваться согласно их логике. А вмешивается в эти отношения лишь постольку, поскольку вмешательство его необходимо: накладывает гипс на поломанное плечо и делает обезболивающий укол увечному, дает дозу транквилизаторов рыдающей красотке, кивает бывшему коллеге: мол, желаю счастья, здоровья и успехов в личной жизни! – а потом привычно кричит в коридор: «Следующий, проходите!» И Меншиков уходит со своей командой, размышляя, какой он сделал в свое время правильный выбор, отчаянно борясь на вступительных экзаменах за место в мединституте, а не пойдя, как хотелось маме, на филфак университета, куда поступить было гораздо легче!

…Хорошо, что он все время носил с собой права! У них со старшим братом была одна машина на двоих, но тот, как человек семейный, а значит, более нуждающийся, практически ее узурпировал, так что Александру очень редко удавалось прокатиться. Он постепенно терял навыки и чувствовал себя на дороге не очень уютно. А уж очутиться за рулем такого роскошного мастодонта, как этот темно-вишневый «Круизер»… Наверное, с точки зрения пуриста русского языка слова «мастодонт» и «роскошный» являются взаимоисключающими, однако по-другому эту тачку никак нельзя назвать. И она была такая послушная, зараза, совсем не то, что их с братом старая «волжанка»! И спутники его теперь тоже были послушными. Заставил их там, на обочине, погрузиться в машину – погрузились, сказал, что оба нуждаются в медицинской помощи и надо ехать в травмопункт, – поехали, каждый послушно принял свою дозу лекарств, и только потом, когда Александр с усталым вздохом начал сворачивать на трассу, ведущую к Зеленому Городу, Марина вдруг воспротивилась и попросила отвезти ее на квартиру сестры.

Александр искоса поглядел на нее, на длинные дорожки слез, пролегшие по щекам (ну понятно, тушь потекла от таких обильных рыданий), – и даже зубы стиснул, такое вдруг мучительное чувство его пронзило. Именно что пронзило – это затертое словцо вдруг обрело прямой и непосредственный, очень живой смысл. Как будто тоненькая иголочка вонзилась в сердце, и утихомирить боль можно было только одним способом: осознать, что он сделает все, что только в его силах, лишь бы никогда больше не расставаться с Мариной. Отвезти ее в опустевшую квартиру Эльвиры, где она будет сходить с ума от отчаяния? Нет. Потом еще тащить Серегу в Зеленый Город и общаться с Манихиным…

А о чем говорить с ним теперь? Рассказывать о жутковатом эпизоде, происшедшем на обочине дороги Нижний Новгород – Зеленый Город? О Серегиных откровениях, о признании Марины? Александр был не готов к этому. Ему не хотелось сейчас видеть Манихина. Не хотелось задавать вопросы, что-то выпытывать. Надо дать материи самоуспокоиться, как говорил Венька Белинский. Завтрашний день, может быть, принесет какие-то открытия и догадки, а сегодня надо дать самоуспокоиться не только материи, но и людям. Серега и Марина чуть живы от усталости, потрясений и лекарств, они почти спят. Вот и пусть выспятся. Причем не где-нибудь, а у него, у Александра, дома. Отоспятся, придут в себя – и завтра можно будет решить, что теперь делать и как жить дальше. Сразу, как проснутся, надо будет устроить этакий военный совет, мозговой штурм, ведь утро вечера мудренее…

Продолжая уговаривать себя, что им владеет только желание провести на свежую голову этот самый «мозговой штурм», Александр повернул из двора травмопункта вниз по Нестерова, проехал один квартал по Ковалихинской, выбрался на Ошару и, перевалив через улицу Горького, а потом Белинку, поехал вдоль трамвайных путей на Республиканскую. В длинный, занявший два квартала, угловой красный кирпичный дом, где он жил.