Одни сутки войны

Через мост в село пошли танки, бронетранспортеры и машины с пехотой. Потом — легкая артиллерия и снова танки. Наконец показалась матушка пехота — как всегда, пыльная, как всегда, усталая: ночью отстояла в траншеях, а утром пошла в наступление, в самое пекло. За пехотой примчался на «виллисе» майор Лебедев. Он бросился было обнять Матюхина, но остановился:

— Нет, нельзя. Ты ж меня помнешь, а у меня позвонки еще не сели как следует.

Потом они, расположившись возле захваченных машин, ели и пили, а пленные немцы хмуро смотрели на них. Гафур встал и молча роздал им хлеб, консервы и колбасу, немного подумал и принес им их же, захваченную в качестве трофея, фляжку со шнапсом.

— Выпейте за освобождение от бесшумной смерти, — сказал он на хорошем немецком языке.

Немцы переглянулись: скуластый, явно монгольского типа человек говорит на правильном немецком. Один из пленных, видимо командир орудия, почтительно спросил:

— Скажите, это верно, что русские изобрели бесшумные винтовки?

— А вы что, на себе не почувствовали?

— Мы не успели разобраться. Но вчера… вчера тут был футбольный матч, и у нас все: и офицеры и солдаты — говорили, что у русских новое оружие. Оно стреляет бесшумно, автоматически и, главное, без людей. Это верно?

Как старший по званию, Лебедев хотел было ответить, что все это ерунда, что побеждает храбрый, а не выдуманное оружие, но Матюхин опередил его.

— Почти правда. И не то еще появится, но вам этого не узнать — вовремя сдались.

Лебедев вспомнил слова командарма и попросил Матюхина показать насадку в действии. Вместе с Грудининым они ушли в лес, и майор сам испробовал насадку.

— Сильна… — сказал он и задумался, потом усмехнулся: — Фашисты тоже кое-что придумали… Наши захватили легковушку. Бронированная, с пуленепробиваемым стеклом, с пулеметом. По-видимому, использовалась как подсадная утка.

— Неясно, — перехватывая взгляд Сутоцкого, сказал Матюхин.

— Между тем крайне просто. Ползет такая легковушка по дороге, в одиночку, переваливаясь, с обязательным офицером на сиденье, и каждому партизану или разведчику наверняка захочется прихватить этакий безобидный трофей и такого важного «языка». Обстреляют. А пуля ее не берет. Гранатой — а у нее днище бронированное и шины из сплошной резины, густматики. И риска почти никакого, и разведка проведена: в этом районе действуют разведчики или партизаны. Вызвать по радио моторизованные подкрепления — раз плюнуть, а любой засаде — капут. Умно…

Так вот какую машину-приманку хотел захватить Сутоцкий!

— Интересно, — протянул Матюхин. — Следует учесть. — А про себя решил: вместе с Сутоцким ему будет трудно…

Они догнали на трофейных машинах свою роту. Матюхин по приказу Лебедева написал подробный отчет, особо остановившись на тактике снайпера, вооруженного насадками для бесшумной стрельбы, потом опять включился в боевую работу.

Он ничем не напоминал Сутоцкому об их разговоре в тылу врага, но при первом же случае попросил капитана Маракушу перевести Николая в другой взвод.

— Разведчик он хороший, но…

— Но двум медведям в одной берлоге тесно? Ладно. Так и сделаем.

Шли бои. Немцы подтягивали резервы, огрызались, и наступление замирало. Майор Лебедев все чаще и чаще писал письма в Радово, но не знал, увидит он Дусю или нет…

В дивизии Лунина все еще разыскивали без вести пропавшую группу разведчиков. Ни Матюхин, ни даже Лебедев так и не узнали, что пропавшие, приняв на себя удар разыскивавших Матюхина немцев, позволили ему выполнить задание.

Что ж, таков закон войны. Даже погибая, помогаешь кому-то выполнить приказ.

ДНЕВНОЙ ПОИСК

1

Пришли зазимки.

Небо стлалось над притихшими лесами — праздничными, раскрашенными. Высохший бурьян по ночам покрывался инеем, а к полудню посверкивал росинками. Окаменевшие глиняные брустверы траншей сочились противной, липкой слизью.

Настроение в отдельной разведывательной роте капитана Маракуши устоялось отвратное: три ночных поиска по захвату «языка» и три неудачи — восемь убитых и почти два десятка раненых.

Впрочем, неудачи преследовали не только эту роту. Гибли разведчики и в других дивизиях и полках.

Наступление выдохлось перед очень хорошей, может быть даже отличной, обороной противника, Врытые в землю литые стальные доты — «крабы»[5], дзоты, проволочные заграждения в несколько рядов — и на обычных, и на низких кольях, и внаброс. И все густо усыпано минами — извлекающимися и неизвлекающимися, нажимного и натяжного действия и еще черт-те какими.

Что делалось за этой стеной, никто в сущности не знал. Какие части занимали оборону противника, каковы их состав и вооружение, откуда они прибыли и куда собираются передвигаться? Последнее особенно беспокоило не только штаб армии, но и фронта.

Севернее оборонительного участка армии советские войска несколько раз пробовали прорвать укрепленные позиции врага и выйти в тыл уже полуокруженного с осени старинного русского города, но сделать это не удавалось.