Одним лайком меньше

Дорин. Так зовут няню. Мы с ней часто виделись в парке, в автобусе, на улице перед домом. Даже начали кивать друг другу при встрече, пару раз поздоровались. Как-то сели рядом на скамейке у пруда. Коко, смеясь, кормила уток и взвизгивала, если они подходили слишком близко.

– Сколько ей лет? – спросила я.

Дорин сказала.

– Ваша внучка?

Она покачала головой.

– Нет, я ее няня.

Дорин пожаловалась, что ей нечасто удается повидать внуков. Двое живут в Манчестере, один под Норвичем. «А у вас есть внуки?» – поинтересовалась она.

Я ответила, что у меня тоже нет возможности видеться с дочкой и внучкой.

Мы посочувствовали друг другу.

– Коко, не подходи близко к воде, – сказала Дорин.

Коко оглянулась и кивнула.

– Ладно! – крикнула она.

– Какая славная девочка, – заметила я.

Не уверена, что Коко меня узнала. Если даже и узнала, то ничего не сказала. Ее взгляд на мгновение задержался на мне, по личику пробежала тень, словно она пыталась вспомнить, где мы с ней виделись. Сзади приковыляла утка, ткнулась в ногу. Коко вздрогнула и с визгом отпрыгнула в сторону.

Все, что мне нужно, уже в доме. Я все проверила и перепроверила. На всякий случай убрала плакат «Продается». Удостоверилась, что в холодильнике достаточно продуктов с длительным сроком годности, а в кладовой много коробок с ультрапастеризованным молоком и кофе. Я спросила себя, способна ли выполнить задуманное. Потом подумала о Грейс, об Эйлсе – и нашла ответ.

Осталось только выбрать подходящий момент.

Эмми

Очень в духе «Мейл онлайн».

Позвонить в субботу, в половину десятого вечера, изложить тезисы статьи, которая появится в воскресном номере, и потребовать немедленного ответа. На самом деле им не очень-то нужен ответ – это скорее проявление вежливости; тебя просто ставят в известность, что твое лицо завтра утром появится на первой полосе таблоида. К этому времени ты уже не сможешь замять дело, прежде чем компромат попадет в прессу. Знаю по собственному опыту: в журнале, где я работала, разразился скандал с фотошопом – небрежный дизайнер, художественно подправляя снимок голливудской актрисы, ненароком приделал ей третий локоть.

Как только Дэн берет трубку, сразу понимаю: случилось что-то серьезное. После веселого «алло!» следует гораздо менее веселое «да».

– Кто это? – одними губами произношу я.

Дэн не обращает на меня внимания.

– Ясно, – говорит он в трубку.

Его лицо напряжено, брови нахмурены. Толкаю мужа в бок, но он отворачивается.

– Что такое, Дэн, что там? – шепчу я.

Он отмахивается, встает, свободной рукой прикрывает ухо.

– Да, я слушаю.

Мы встречаемся взглядами в зеркале.

– Нет, мне нечего сказать, – говорит он, не сводя с меня глаз. – Оставьте мою семью в покое.

Затем с силой швыряет телефон на кровать.

– Кто звонил?

Дэн оборачивается. Я впервые вижу его таким.

– Давай-ка разберемся, Эмми, – еле слышно произносит он. – Ты получила письмо от лучшей подруги, которую знаешь со школы и которая была свидетельницей на нашей свадьбе. В этом письме она сообщила тебе, что потеряла троих детей. Троих. Ты ей не перезвонила. Даже эсэмэску не отправила. Ты не уделила своей лучшей подруге ни минуты времени, ни слова поддержки, будто она какая-то неизвестная из интернета. А потом, чтобы попасть в телешоу, посвященное теме, в которой совершенно не разбираешься, ты украла историю ее жизни и выдала за свою собственную. За нашу собственную. Так? – Дэн качает головой. – Кто ты после этого, Эмми?