Я хотела спросить Грейс, но в этот момент наверху заплакала Эйлса. Моя дочь вздохнула.
– Как она себя вела?
– Беспокойно, – ответила я. – Я пару раз поднималась, укачивала ее, давала молока, и тогда она постепенно засыпала. – Ключевое слово – «постепенно». «Пару раз» – преуменьшение.
Не поймите меня неправильно, я от всей души сочувствовала Грейс. Это очень тяжело – когда с мучениями укладываешь ребенка спать, а он просыпается от малейшего звука, изменения температуры, дуновения воздуха. Ты постоянно в напряжении: все время прислушиваешься, ежесекундно ожидая услышать жалобный плач. С каждой бессонной ночью, с каждым часом, с каждой минутой становишься все более измотанной. Такое чувство, что это никогда не кончится и ты ничего не можешь поделать. Раздражаешься на окружающую обстановку, на мужа, даже на ребенка.
Я не виню Грейс за то, что произошло. Она никогда бы сознательно не причинила вред Эйлсе. Моя дочь долго размышляла о совместном сне, о рисках и мерах предосторожности, расспрашивала врача, обсуждала эту тему со мной и с подругами. Сомневалась. Тревожилась. Находила в интернете статью, после которой отказывалась от этой идеи, а потом – другую, в которой говорилось, что в совместном сне нет ничего страшного. Однако я совершенно уверена – именно Эмми подтолкнула ее к принятию решения.
Джек позвонил и рассказал, что случилось.
В субботу в шесть утра он проснулся на диване – ему часто приходилось спать в гостиной, чтобы освободить место для мамы и малышки. Его насторожило, что не слышно плача Эйлсы. Из спальни не доносилось ни звука. Джек проверил время на телефоне, закрыл глаза, а когда открыл, было уже семь тридцать. Семь тридцать! Наверху по-прежнему тишина.
Конечно, Джек излагал все совсем не так гладко: лишь намного позже мне удалось восстановить цепь событий. Поначалу он не мог вымолвить ни слова из-за рыданий; на заднем плане слышался непрерывный плач. «Она умерла», – наконец выдавил он. Я сперва не поняла, о ком речь – о Грейс или об Эйлсе.
Джек на цыпочках прошел по коридору, медленно повернул ручку, и дверь сама открылась – она всегда распахивалась под собственным весом. В одной руке у него была бутылочка с теплым молоком для Эйлсы, в другой – кружка с кофе. Чтобы повернуть ручку, ему пришлось поставить кружку на пол. Он наклонился поднять ее и, не успев разогнуться, увидел кровать.