Одно чудо на всю жизнь

Трое Воронцовых окаменели, как будто их всех разом разбил паралич. Известие о заговорившем египетском Сфинксе[40] потрясло бы их на порядок меньше, чем короткая речь вечно молчаливой невестки, жены, матери. Каждый из них обладал своеобразной самокритичностью и признавал наличие у себя определённых недостатков, но уж мужиком-то каждый считал себя на все сто…

Ангелина отвернулась к плите и, деловито откусив заусеницу, принялась переворачивать жарящиеся на сковородке мясные зразы с яйцом и зелёным луком.

После почти одновременной смерти Ангелининых родителей (мать пережила отца всего на полгода) остался хороший дом в посёлке Петров Ключ, в пятнадцати минутах езды от Озерска. Сначала дом хотели продать и купить машину, но потом родители Виктора Трофимовича неожиданно заявили, что поедут туда жить. Инициатором переезда выступала мать, отношения которой с Ангелиной к этому моменту столь усложнились, что коротко написать об этом просто невозможно. Отец, выйдя, наконец, на пенсию, просто не знал, чем себя занять. Добротный дом, огромный участок и ухоженный сад с огородом, оставшиеся от невесткиных родителей, казались ему занятием ничуть не хуже любого другого.

На том и порешили. Виктор Трофимович по знакомству купил электрический насос и два больших газовых баллона. Из скважины зимой и летом в дом поступала вода, газ и свет были, а дровами ветерана милиции регулярно обеспечивала какая-то организация. Впрочем, к бытовым удобствам Трофим Игнатьевич с молодости был равнодушен, а жена его отдыхала душой, не сталкиваясь в кухне с невесткой. Накупив книжек по агротехнике и садоводству, мать Виктора Трофимовича пыталась выращивать овощи и прочие культуры по науке, смешивала азотистые удобрения в нужных пропорциях и запускала в компост калифорнийских червей[41]. Ангелина регулярно наведывалась в родной дом, молча переодевалась в своей бывшей светёлке на втором этаже и до поздней ночи корячилась на огороде, выпалывая, вскапывая, окучивая и так далее. Крестьянская жилка в ней была на порядок сильнее, чем в городских родителях мужа, и всё, что она сажала и обихаживала, росло значительно лучше и плодоносило значительно обильнее, чем у них. Ангелина никогда их за это не пеняла и вообще как бы не замечала их агрономических экспериментов, никогда не позволяя себе ни осуждать, ни поправлять, ни даже давать советов. Напоследок, уже впотьмах, Ангелина готовила обед на три дня, мыла полы в кухне и на веранде, вытряхивала тряпичные половики и отбывала на последнем автобусе. После её отъезда мать Виктора Трофимовича принимала нитроглицерин и ложилась на кушетку отдохнуть.

После смерти свекрови Ангелина настойчиво предлагала мужу забрать отца из деревни в городскую квартиру.

«Лет папе много, уход нужен, не ровен час, что случится, до смерти себе не простим…»

Однако Трофим Игнатьевич за восемь лет привык к размеренному деревенскому бытию и в город не вернулся. Сын, внутренне осуждая себя за бессердечие, молчаливо порадовался этому. Говорить, общаться и вообще находиться рядом с отцом год от года становилось всё труднее… Восьмидесятипятилетний Трофим Игнатьевич категорически не понимал и не принимал происходивших в стране и мире перемен и требовал от сына абсолютной солидарности со своей позицией.

Виктор Трофимович столь однозначной позиции не придерживался и вообще, как это ни странно для работника милиции, своего мнения по поводу происходящего практически не имел. Намётанным взглядом участкового он видел все, даже незаметные другим перемены, которые происходили на его «земле», в городе, в окрестных деревнях. Видел, как меняются внешний вид, речь и манеры людей, их квартиры, дома, как меняются продавцы в магазинах и воры в камерах предварительного заключения.

Кое-что Виктору Трофимовичу однозначно нравилось. Например, нравилось изобилие товаров и отсутствие очередей. Нравилось наличие двенадцати программ по телевизору и возможность в любое время смотреть старые любимые фильмы по видику. Нравилось, что в деревнях строят новые дома, а в городе вполне можно встретить трезвого сантехника, слесаря и строителя. Нравилось, как ярко, красиво и свободно одеваются городские женщины и молодёжь (деревенский народ одевался по виду так же, как и во времена виктортрофимычевой молодости). Но…

Откуда взялось столько бомжей и нищих? Почему не хватает на жизнь ни пенсии, ни государственной зарплаты? Хорошо, в Озерске каждая семья имеет огороды и с них кормится круглый год. А как же живут в Питере? Или вот машины-иномарки. В выходные все дороги ими забиты. И почти каждая стоит больше десяти тысяч долларов. Кто же на них ездит? Где все эти люди работают?