Одноэтажная Америка

В провинции общество не так раздроблено, менее эгоистично, жизнь здесь течет медленней. Людям здесь нужно время, чтобы оценить обстановку, чтобы понять что-то новое. Провинциалы также считают, что горожане относятся к ним свысока. Поэтому я обстоятельно объяснил ему суть нашего проекта, добавив при этом, что мы не смогли договориться ни с кем из его коллег. Не хотел бы он дать интервью о жизни на ранчо, желательно на месте, рядом с лошадьми и скотом? Какое-то время он раздумывал. «Я, конечно, могу это сделать, — сказал он, — но сегодня я работаю с чужими животными. Народ здесь слегка насторожен по поводу своей частной собственности, а хозяин этого стада сейчас вне города. Так что я не могу пригласить вас на ранчо». А не мог бы он посоветовать кого-то, кто мог бы нам помочь? Он указал через дорогу. «Видите этот автомагазин? — спросил он. — У сына хозяина есть ранчо, его зовут Марк Мур. Классный парень».

Перейдя дорогу, я прошел мимо блестящих автомобилей и вошел в здание. Подошел продавец и предложил свою помощь.

И опять я обстоятельно рассказал о проекте. «Один ковбой через дорогу сказал мне, что здесь мне могут помочь найти Марка». Продавец внимательно выслушал меня, глядя мне в глаза.

«Я сейчас ему позвоню».

Он вышел на улицу, поговорил с кем-то по сотовому, затем он вернулся и протянул мне телефон. «Он поговорит с вами».

Еще раз я рассказал о проекте. Марк Мур согласился встретиться с нами на семейном ранчо после того, как освободится Познер. Через полчаса Владимир заехал на парковку и вышел из машины. С ним явно что-то случилось. Его лицо покраснело и глаза сузились. «С тобой все в порядке?» Он выпил воды и долго молчал. С ним все в порядке, сказал он, просто сильно расстроен.

Смертник был черный, двадцати двух лет, грамотный и умный. Он убедительно говорил о своей невиновности. Описал свою юность в банде, единственном месте, где он был кому-то нужен, где он был частью чего-то. Абсолютно не верил в справедливость правосудия. «Среди смертников нет ни одного, у кого есть деньги», — сказал он. Техасские суды назначают частных адвокатов для защиты неимущих людей. Но ни одного компетентного среди них нет. Заключенный считал, что американская мечта, «плавильный котел» и «правосудие для всех» — это просто фантазии. Познер попросил его закончить предложение: «Для меня быть американцем значит…» И он сказал: «…Абсолютно ничего».

Еще один заключенный сказал, что не верит никаким апелляциям, но он должен надеяться, потому что без надежды он погибнет наверняка.

Владимир, рассказывая это, переживал всю историю снова. Он не был уверен в невиновности людей, но абсолютно точно было то, что в той части страны, где доминируют белые, надежды на честный суд не было никакой.

В Америке три с половиной тысячи осужденных на смертную казнь. Познер считал, что система порочна: вынесение приговора о смертной казни зависит от цвета кожи и денег, а не от правды.

* * *

Мы встретили Марка Мура на семейном ранчо на юге города. Ему было двадцать восемь лет, его немного квадратное лицо было чисто выбрито, на голове соломенная шляпа. В рабочей обуви, жуя табак, он смотрел на нас с любопытством в глазах. Он был от природы застенчив. Уже третье поколение его семьи владело ранчо, его дед был издольщиком, он пахал землю. Марк учился в колледже, затем занимался банковским делом. Но в выходные, пока его друзья смотрели футбол или ездили в Хьюстон, Марк работал на ранчо.

Он никому не говорил об этом, но в какой-то момент ему стало ясно, что все-таки его сердцу милей животные и земля. Так что он оставил банковское дело и вернулся на ранчо.

В нашей стране не принято, чтобы мужчина оставлял высокооплачиваемую, успешную карьеру для чего-то, что дает меньше денег. «Не особенно много заработаешь скотоводством», — сказал я.

«Да, не особенно много заработаешь на скоте, — повторил он. Затем добавил: — Но я не говорил, что совсем ничего».

Он показал нам своих лошадей, ведя разговор и поглаживая шею одной из них, нежно, но без сентиментальности. Иметь ранчо — это тяжелая работа, и здесь должны работать жесткие люди. Марку Муру была присуща стойкость, но он не был жестким человеком. Владимир спросил его, что больше всего волнует его, как американца. «Я думаю, мы теряем веру в Бога. Некоторые пробуют применить фразу «Мы верим в Бога» даже к деньгам».

Познер настаивал: «Ты говоришь, что, как американец, ты обязан верить в Бога?» Марк подумал: «Нет, я не так сказал. Это Америка. И вы имеете права. И даже право — не верить в Бога».

Может быть, потому, что они жили в маленьких общинах, была какая-то учтивость и тонкость у большинства сельских жителей. Так что я был удивлен тем, что, когда интервью закончилось, Марк сказал: «Я почти настаиваю, чтобы вы, ребята, поехали со мной на другое ранчо, ниже по реке. Я хочу, чтобы вы увидели это».