Закрыв дверь на ключ, Флори вернулась в спальню Дарта, и частности встретили ее лязгом часового механизма. Маятник закачался с мерным стуком, напоминающим биение сердца, а вслед за ним проснулась стрелка. Флори наблюдала за ее движением, пытаясь предугадать выбор частностей, пока та не застыла напротив латунной фигурки в форме бутылки. Механизм щелкнул и затих.
Флори закатила глаза к потолку:
– Ты что, издеваешься?
Дарт очнулся в отвратительном настроении. Первым делом он стащил со лба повязку и запустил ее в стену. Кусок влажной ткани с чавканьем врезался в преграду и сполз на пол, будто слизняк, оставляя за собой мокрый след. Дес с обреченным видом проследил за траекторией полета и заключил:
– Кажется, он идет на поправку.
Флори не рискнула предложить больному свежую повязку, поскольку с высокой долей вероятности следующая тряпка могла срикошетить в кого-нибудь из них. После этой сцены у Флори не осталось сомнений, чтобы оставить Деса приглядеть за другом, а самой наведаться в домографную контору. Именно так она и поступила.
За три дня ей предстояло уладить множество дел и решить проблему с жильем. Рин обещал выбить из городской управы солидную компенсацию – этих денег с лихвой хватит, чтобы вернуться в Лим,
В конторе ее встретила Рэйлин. И хотя она старательно изображала дружелюбие, Флори уловила раздражение и ревность, скрытую притворной улыбкой. Не похоже, что найденный Озерный дом, суливший скорую свадьбу, успокоил невесту Эверрайна – скорее, распалил огонь собственничества. Флори облегченно выдохнула, когда оказалась в кабинете домографа, скрывшись от Рэйлин прежде, чем та испепелила ее взглядом.
Первым делом Рин справился о самочувствии Дарта и облегченно вздохнул, узнав, что тот идет на поправку. О своей сделке с безлюдем Флори умолчала. Вряд ли ее похвалили бы за такой отчаянный поступок. Проблем у домографа и без того хватало.
– Я веду переговоры с властями. Они не хотят, чтобы Озерный дом оставался в канале. Придется куда-то его перевозить.
– Он привык жить в воде, – задумчиво произнесла Флори. – Как насчет болот Зыбня?
Рин улыбнулся:
– Верно. Рассуждаете как домограф.
Она смутилась и, кажется, покраснела.
– Я уже направил запрос о разрушении безлюдей. Дом иллюзий и Ящерный дом представляют угрозу, так что иначе проблему не решить.
– А как же обещание господину Гленну? Или слово домографа ничего не значит? – с прищуром спросила Флори.
Рин сокрушенно покачал головой и потер переносицу указательными пальцами:
– Что вы за человек, Флориана… Вечно я должен перед вами оправдываться.
– Считайте, я воплощение вашей совести, – хмыкнула она, вызвав у собеседника нервный смешок.
– Ах, да. Еще и это.
Рин замялся и замолчал. Неловкость, с которой он пытался подобрать слова, все сказала за него.
Флори предполагала, что Рин захочет объясниться, и сейчас ощущала неизбежность разговора. Они словно оказались на краю обрыва и держались из последних сил, не спасаясь от падения, а лишь оттягивая решающий момент. Наконец Рин собрался с мыслями и со всей присущей ему серьезностью выдал:
– Пожалуй, я должен прокомментировать ситуацию с ключом, чтобы избежать недопонимания. Я действовал в рамках Протокола и сугубо в интересах дела.
– Разве? – Флори вскинула брови. Он был таким предсказуемым, что иногда становился скучным. Снова одно и то же: строгость, сухая констатация фактов, витиеватые фразы, отсутствие эмоций. Но что скрывалось за этим? Она хотела узнать. – А я уж подумала, что в вас проснулись
Рин на миг растерялся, точно ожидал услышать нечто другое. Может, он представлял, что Флори будет осуждать его за содеянное? Она так и сделала вначале, однако долгие размышления привели ее к выводу, что Элберт получил по заслугам. Сцена с вырезанным из груди ключом по-прежнему казалась ужасной, как и другие вещи, принятые за норму в обществе безлюдей, однако если она хочет в нем остаться, ей придется проявить достаточно выдержки и смелости.
– Наше милосердие часто принимают за нашу слабость, – с грустью сказал Рин. Как бы он ни пытался избежать оправданий, именно к ним и пришел.
Флори невольно подумала о лютине Ви, которая пренебрегла возможностью исправить свою ошибку; потом вспомнила о лютенах во главе с Франко, выступивших против Рина. Решились бы они на это, видя в нем настоящую власть, а не добросердечного простака? Стали бы бояться того домографа, что собственноручно вырезал из груди лютена ключ? Ответ напрашивался сам собой.
– Я ничего не смыслю в домографии. – На сей раз признание далось ей легко. Детские представления о профессии не имели ничего общего с реальностью, а прочитанные книги могли рассказать о безлюдях, но не научить жить среди них. – Зато знаю, что преступника при задержании следует обезоружить. Именно это вы и сделали. О чем здесь еще говорить?
На лице Рина промелькнула тень улыбки.
– Вы становитесь мудрее, Флориана.