Одного человека достаточно

Смыться от него – вот почему я решил стряхнуть с велосипеда пыль. На второй день нового года я сел и поехал. С тяжелой головой. А вернулся домой с еще более тяжелой. На следующий день – то же самое. Опять я ездил до изнеможения. До края света. И надеялся с него свалиться прямо в космос. Я бы мгновенно задохнулся – и вуаля, я был бы мертв и свободен от печали. Но этого так и не случилось. Я продолжал ездить. Не важно, туман ли, снег ли – я ездил. С заледеневшими губами. Задыхаясь от холода в носу. С инеем на бровях. Руки и ноги – как ледяные гири. Не сосчитать, сколько раз велосипед скользил, и я с него падал. Падал и вставал, ведь остаться лежать означало замерзнуть насмерть. Не худшая из смертей.

Почему ты продолжаешь дышать? Потому что тебя так научила мама?

Или потому, что ничего другого не умеешь?

Наступил февраль. Март. Я ездил и ездил. Постепенно голова становилась легче. Сначала я даже не замечал, это происходило так постепенно. Легче становилось ненадолго. Я стоял под душем, когда голова вновь тяжелела. Но ох, эти несколько часов, когда я не думал ни о чем, они были лучше рая. Если бы я мог, я бы вообще никогда больше не слезал с велосипеда.

Быстрее, чем мне бы хотелось, Этьен повесил афишу над стойкой. Через секунду передо мной уже стояло несколько молодых гостей. Они сияли так, словно случилось чудо. Вот почему я всю зиму тренировался, я хотел их обойти, а они уж подумали, что я свихнулся.

Некоторые тренируются для удовольствия, заметил я. Я именно такой человек.

Можно они поедут со мной в воскресенье?

Дорога для всех.

Они молча смотрели на меня. Я уже догадался, что за этим последует.

Не хочу ли я их тренировать?

Забудьте об этом, ответил я.

– Если хочешь, чтобы список участников вырос, ты знаешь, что нужно делать, – сказал Этьен.

В воскресенье, ровно в восемь, сказал я, и да, будет еще темно. Я, разумеется, ехал первым. Нельзя ли ехать чуть потише? Те, кто зимой не тренировался, уже, наверное, натерли волдыри на заднице. Но они молчали и старались худо-бедно угнаться за мной. Однако после тренировки, когда я еще сидел над своей кружкой пива, они принялись упрекать меня, что я стал фанатиком. Я мог бы вышвырнуть их из бара, и мне бы ничего за это не было. Но я промолчал и посмотрел на них со всем возможным презрением. Я открыл рот только тогда, когда им стало так неуютно, что они принялись ерзать на стульях. Вы тренируетесь, чтобы вытащить наружу то, что спрятано у вас внутри, сказал я, и как вы узнаете, на что способны, если не выложитесь на сто процентов? И с каких пор человека, который выкладывается, называют фанатиком? Если они хотят ездить со мной по воскресеньям и дальше, пусть сперва смоют грязь со своих велосипедов. На ухоженном велосипеде едется быстрее. Они, конечно, могут заняться чем-нибудь другим, чтобы убить время: ловить бабочек или рыбу в канаве. В этом случае на них не придут смотреть девушки, но зато и себя насиловать не придется. И в следующий раз я не собираюсь их ждать. Время есть время. Они меня поняли.

В следующее воскресенье они пришли на четверть часа раньше назначенного. С идеально подготовленными велосипедами.

Девчонка

– А после гонки будут танцы, – сказал Этьен.

Танцы. Еще и они.

– Это традиция, Вилфрид. Люди любят традиции, ты сам так говорил в прошлом году. А еще люди любят танцевать. А когда люди танцуют, они хотят пить.

Он вздохнул.

– Я так понимаю, Жюльетту просить не стоит.

Тут он был прав. Я стоял перед ее дверью десятки раз. Ни разу она мне не открыла. По мнению доктора, ее давно уже было пора положить в больницу. Мы пока не сдавались. Но я страшился дня, когда она поймет, что ждала впустую. Удача, что она впускала Стеллу. Стелла следила, чтобы в отопительном котле было достаточно мазута, чтобы не протекала крыша. Она ходила за покупками и платила по счетам. Чтобы не было проблем со страховкой, по бумагам мы оставили Жюльетту нашей сотрудницей. Как ни крути, если кто-то уже девять месяцев сидит и ждет брата, что лежит на кладбище, его можно с полным правом назвать больным.

Как бы сладко мы ни упрашивали, она не соглашалась петь.

Этьен кивнул. Он уже позвонил в пару мест: сколько-нибудь известный певец обойдется нам в кругленькую сумму. Но был и другой путь.

Помню ли я нашу племянницу Линду, что вышла замуж за певца?

– Он ушел в другую семью. У них есть дочь, и вроде бы эта девчонка невыразимо прекрасно поет.

Эй. Постой-ка.

– Ты хочешь заставить петь ребенка?

– Ей уже есть восемнадцать. И если она правда умеет петь, то может остаться жить здесь, так я сказал Линде.

– Жить здесь?

– Видимо, они не могут жить вместе дома. Семье нужно помогать, Вилфрид. И представь-ка, если она и правда так хороша, как описывает Линда, то мы сможем привлечь зрителей, что придут посмотреть гонку.

Не заплатив ни цента. Признай, лучше не бывает?

– Жюльетта должна об этом узнать. Прежде чем услышит от кого-то еще.

– Только выбери подходящий момент, – сказал Этьен.

Как обычно, это должен был решать я. Словно это так просто.