Одноклассник на лето

Мы с ней совершенно не общались. Я демонстративно ее игнорировал, она пыталась делать то же самое. И если наши взгляды случайно пересекались, оба кривили недовольные гримасы. А вот неприятным открытием для меня стала ее внезапная популярность среди парней старших классов. Даже вечно полусонный Петька, двухметровый амбал с рыжим волосами, как-то подсел к ней и начал в открытую заигрывать. Я даже дернулся в ту сторону в попытке, ну, не знаю, то ли как-то прекратить это, то ли отвлечь его внимание на себя, как Инна усмехнулась, интимно склонилась к услужливо подставленному уху и шепнула что-то с довольной улыбкой. Судя по скривившемуся и позеленевшему лицу парня, это были отнюдь не слова нежности. После этого он к ней больше не подходил. К сожалению, кроме него в школе оставалось достаточно парней, и, стоило Инне в очередной раз заявиться в новом образе, исключительно роковой красотки, как все образы до этого, как кто-то снова пытался подкатить, используя тупые шутки и тупые подкаты. На их счастье, она неизменно посылала всех, а то ходить бы им с переломанными носами.

Да, я злился на нее и сам себе твердил, что никогда не смогу простить измену, но чувства, которые я к ней испытывал летом, никуда не делись. И с этим я тоже ничего не мог поделать. Если бы мог, давно избавился бы, но даже выходки Инны и чрезмерное внимание к ней парней никак не помогали.

Увы.

Подобная ситуация рано или поздно должна была накалиться до предела, той критичной точки, за которой следует взрыв.

И этот день наступил.

Инна ввалилась в класс, опоздав, как всегда, на первый урок на несколько минут. Вместо сумки с учебниками в ее руке было открытое шампанское, вместо одежды – какая-то непонятная просвечивающаяся ерунда, большее похожая на рыбацкую сетку, надетую на кружевное белье, вызывающие сапоги выше колена. Но самым диким в ее виде было то, что она, судя по блуждающей улыбке и расфокусированным глазам, явно успела приложиться к этому чертовому шампанскому!

Мое терпение лопнуло.

Я уже встал, чтобы отнять из рук зарвавшейся Мироновой бутылку и лично спровадить домой, как очнулась застывшая в первое мгновение классная.

Произошедшая далее сцена была… ужасна.

Галина Вячеславовна, с не предвещающим ничего хорошего выражением на лице, пересекла аудиторию и, остановившись в паре шагов от виновницы ее внезапно испортившегося настроения, заглянула той в глаза.

Видимо, преподавательница не увидела там ни капли сожаления, а дерзкая ухмылка бунтующей школьницы лишь подлила масла в огонь. Женщина размахнулась и зарядила такую мощную оплеуху девушке, что та отлетела к доске и с грохотом свалилась на пол, прижимая к мгновенно покрасневшей щеке руку, и расплакалась. Никто в классе не ожидал подобного от нашей доброжелательной и вечно улыбающейся всем Галины Вячеславовне, мы привыкли к тому, что с нашей училкой легко договориться о пересдаче или возможности исправить пойманный банан и что она часто идет нам навстречу и даже защищает перед другими преподавателями. И уж тем более мало кто мог предположить, что она ударит свою любимицу – Инну Миронову.

– Я терпела. Ждала, что ты образумишься. Надеялась, что временное помутнение в твоих мозгах рано или поздно прояснится. Не хотела вызывать твою мать, так как, зная ее, была уверена, что, возможно, именно она определенным образом подтолкнула тебя к такому девиантному поведению. – Женщина снова сняла очки, нервно протерла их трясущимися руками и вдруг заорала: – Но всему есть предел! Ей богу, я хотела, чтобы ты закончила школу с нормальными оценками, коих ты заслужила… заслуживала… Но после твоей сегодняшней выходки я сделаю все, чтобы ты вылетела отсюда со справкой. Причем сегодня же! Идем.

Учительница с неожиданной для невысокой женщины силой схватила зареванную Инну за руку и потащила ее прочь из аудитории, а я, очнувшись от шока, побежал за ними.

Здание нашей школы по форме напоминает осьминога, вернее, секстинога – основной трехэтажный корпус и прилегающие к нему одноэтажные блоки, в каждом из которых по четыре класса. Самый дальний от центрального корпуса блок был, скажем так, резиденцией двух параллельных классов, ныне выпускных. Две другие аудитории пустовали.

Видимо, надежда на то, что основная масса школьников не видит Инну, останавливала все это время классную от решительных действий. Но теперь она сама тащила девушку сквозь расступающуюся толпу в кабинет директора.

– Галина Вячеславовна, подождите! Вы перебарщиваете! – крикнул я разъяренной женщине, пытаясь остановить ее.

– Возвращайся в класс, Вернер! – прошипела она мне в лицо. – И не вмешивайся, а то вылетишь следом, к тебе у меня тоже масса претензий накопилась!

– А я уверен, что директору не понравится информация о том, что в его школе учитель избивает учеников, – понизив голос, пригрозил я и многозначительно кивнул на свой телефон: – Я и весь класс будем свидетелями. И даже видео покажем.