Одноклассники

Светлана. Я тоже выпила. Чермет пошел меня провожать. А родители мои на дачу уехали. Ванька, прости меня, дорогой! (Подходит, целует его посветлевшее лицо, обращается к нему.) Я тобой восхищалась, я верила, что мы будем вместе, но с тобой голова у меня не кружилась. А с ним закружилась! И я ничего не смогла с собой поделать. Ничего! Это оказалось сильней меня…

Отец Михаил. Ух, ты! Надо же… Ванечка, надеюсь, об этом не узнал?

Светлана. Узнал…

Отец Михаил. Неужели Чермет, гад, растрепал?

Светлана. Нет, я сама Ванечке рассказала…

Отец Михаил. Зачем? Да разве так можно!

Светлана (с усмешкой). Соврешь – умрешь. Ванечка через неделю после Чермета приехал. Евгения Петровна нарочно к подружке ушла, чтобы нас вдвоем оставить. Я не хотела… Но он был такой нервный, нетерпеливый. Даже грубый. Он очень изменился. Всё про войну рассказывал, про убитых товарищей… Я осталась. Думала, если любит, простит. Не простил. Потом всю ночь я плакала, а он молчал. А на следующий день сразу уехал. Сказал, срочно в часть вызвали. Если бы он весь свой отпуск пробыл, как положено… Понимаешь, Миша?

Отец Михаил. Теперь понимаю.

Светлана. Это я виновата в том, что он…

Отец Михаил. Не вини себя! Как же ты с такой тяжестью жила-то? Пришла бы, исповедалась, легче стало бы…

Светлана. Стыдно же!

Отец Михаил. Стыдно? Ко мне убийцы ходят. Такое рассказывают!

Светлана. А я и есть убийца! Ванечка уехал. Ни строчки от него. А от Чермета каждый день по конверту. Я рвала не читая. Написала ему только, чтобы забыл обо всем. Вдруг позвонили из военкомата, сказали: Ванечка тяжело ранен. Мы полетели с Евгенией Петровной в Термез, в госпиталь. И я его увидела… вот такого… Мне стало плохо, затошнило… В общем, я поняла, что беременна. Хотела сначала избавиться от ребенка. А потом подумала: вдруг все-таки – Ванечкин?

Отец Михаил. Да-а, Светка, удивила ты меня! Я на исповеди разное слышу. Чего только не бывает с людьми. И понимаешь, давно заметил: в такие вот истории почему-то чаще всего влипают отличницы вроде тебя. Просто какая-то женская загадка!

Светлана. Никакой загадки. Не надо быть отличницей.

Отец Михаил. Погоди, а Чермет? Вдруг это его дочь?… Ты же могла…

Светлана. Не могла! Ну, какой, какой после всего случившегося с Ванечкой Чермет? Вы бы на меня пальцем показывали!

Отец Михаил. Да, ситуация…

Светлана. А тут снова Павел… Умолял выйти за него, клялся, что будет самым лучшим отцом. Своим родителям сказал, что ребенок его.

Отец Михаил. Благородный поступок!

Светлана. А потом проболтался. Они обиделись, отказали от дома. Мы после института сюда перебрались – к моим. А здесь никто ни о чем и не догадался. Ну, приехала из Москвы с мужем и дочерью…

Отец Михаил. Евгения Петровна на тебя только сильно обиделась…

Светлана. Простила. А Павел поначалу даже радовался, говорил: Россия живет провинцией. Знаешь, Миш, есть люди, которым нельзя совершать благородные поступки. Они от этого опустошаются. С ним так и получилось. Меня он разлюбил. Не сразу, конечно… Ольгу так и не полюбил. А ведь я была ему верной женой. Даже чересчур верной…

Отец Михаил. У апостола Павла сказано: «Каждый имей свою жену и каждая имей своего мужа, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим…»

Светлана. Миш, ты помнишь нашего историка?

Отец Михаил. Рабкрина? Конечно!

Светлана. А помнишь, почему мы его так прозвали?

Отец Михаил. Он, чуть что, сразу на Ленина ссылался и чаще всего на статью «Как нам реорганизовать Рабкрин?».

Светлана. Так вот, ты мне сейчас этого нашего Рабкрина напоминаешь.

Отец Михаил. Ну, ты скажешь тоже, матушка! Нет, правда, что ли?

Светлана. Извини, похож.

Отец Михаил. Обдумаю. А Рабкрин в девяносто третьем умер. От огорчения.

Светлана. Ты-то откуда знаешь?

Отец Михаил. Его в нашем храме отпевали. Я тогда уже пономарем служил. Родственники сказали: смотрел по телевизору расстрел Верховного Совета – и не выдержало сердце…

Светлана. А я вот, Миша, выдержала. Прожила с Павликом почти двадцать лет. Люди, которым плохо вдвоем, почему-то больше всего страшатся одиночества. Но, ты думаешь, Павлик не мог мне простить чужого ребенка? Нет! Знаешь, чего Павел не смог мне простить по-настоящему?

Отец Михаил. Чего?

Светлана. Того, что я его из Москвы увезла. Если бы он там остался, говорил – у него бы вся жизнь по-другому пошла.

Отец Михаил. По-другому? Сомневаюсь. У Афанасия Великого… Хм… Неважно… Свет, а может, тебе генетическую экспертизу сделать?

Светлана. Ага, чтобы весь город потом судачил: завуч 13-й школы Погожева выясняет, от кого она двадцать лет назад родила.