Одноклассники, или Поколение lost

Захар – совершенно другой. А именно: настоящий русский мужик, сильный и независимый, с тяжёлой судьбой. Короче, прост, туп, бабьему полу покладист и угодлив, врагам, когда надо, может дать в морду. Чечня оставила глубокий незаживающий рубец в его душе, а точнее болезненную патологию, но такую – надрывно-искреннюю, очень мужскую. Война забрала у него самое дорогое – любимую женщину, ради какой он, по ещё одному меткому выражению Марины Донской, «был готов на всё». При этом «всё», что у него осталось – лишь малолетний сынишка, Санька. Но Захар мужественно преодолевал все удары суровой жизни, один растил сына и ни с кем не хотел связывать себя, пока не встретил Анну, а Анна не встретила его. Странное убийство помогло им обрести друг друга.

Как на грех, расследование зашло в тупик, потому что «вор в законе» Голубь загадочным образом покончил с собой. Тогда возникла другая версия – подозреваемым стал сотрудник издательства «Духов Лес», некто Минайский. Он как несостоявшийся писатель завидовал славе Косорокина и, вероятно, хотел выдать гениальнейший выпердыш «Голубиное сало» за собственное сочинение. Об этом косвенно свидетельствовало, помимо прочего, и то, что файл с текстом пропал. И пусть общественный резонанс, вызванный убийством, всё равно ставил крест на амбициях Минайского, его причастность к смерти Косорокина имела неопровержимые доказательства.

Так, опираясь на факты, считал Захар. В перерывах между оргазмами. Анна соглашалась с ним во время оргазмов, в перерывах же начинала сомневаться, потому что вечно преследующий журналист-очкарик Виктор убеждал её в обратном, полагаясь на интуицию, отточенную до совершенства буддийскими духовными практиками.

И интуиция его не подвела. Кто-то неизвестный толкнул Минайского под поезд, пытаясь инсценировать самоубийство. От полученных ран Минайский испустил дух, забрав с собой в могилу всё, что знал про тайну «Голубиного сала».

И вот когда не осталось ни единой зацепки, Анне вдруг позвонил Виктор и предложил встретиться, чтобы поговорить о чём-то очень важном. Она колебалась, – Захар заметил, что неудачи следствия как-то очень подозрительно пересекаются с «интуицией» Виктора, – но всё же согласилась на встречу.

Дальше типа кульминация. Бывший муж победоносно вручил Анне номер литературного журнала «Поколение П», датированный месяцем раньше убийства Косорокина. А там – хопа! – интервью убиенного, взятое издателем Минайским, о грядущем гениальнейшем выпердыше «Голубиное сало», где первый, неся правду-матку про тёрки между хохляцким криминалитетом и кавказской ОПГ, упомянул о том, кто за всем этим стоит. А стоит за всем этим некий майор МВД, ветеран-омоновец, повоевавший в Чечне.

В общем, убийцей оказался Захар Евлампиев. Оборотень в погонах. У него никогда не было ни жены, ни семьи, Санька – несчастный мальчик-детдомовец, которым он умело воздействовал на женскую психологию Анны, чтобы соблазнить её и всячески манипулировать.

Вот так. А на десерт драка. Очкарик снял очки и, применив приёмы восточных единоборств, хорошенько начистил омоновцу хлебальник перед тем, как того сопроводил в «бобик» припозднившийся наряд полиции.

Анна, расчувствовавшись, снова влюбилась в Виктора Романова. Они усыновили Саньку и счастливо зажили вместе, как раньше, занимаясь буддийскими духовными практиками и расследуя новые преступления, о которых Марина Донская обязалась рассказать в следующих романах.

«Боже, какой бред», – зевнул я. Двести с лишним страниц формата А6 «хэ» пойми чего. Современных писателишек надо безжалостно наказывать. Например, Маринку Донскую не мешало бы отправить на пожизненное поселение в деревню и заставить доить коров – приносить обществу пользу.

Человек искусства должен выстрадать из себя хоть что-то нормальное с точки зрения искусства. А иначе: как минимум – бесполезность, как максимум – вред. Интересно получается: если работник на производстве испортил важную дорогостоящую машину, то на него неминуемо налагается серьёзное взыскание и уволить могут без вопросов. Тут же одной гадской книжкой портятся тысячи уникальных человеческих машин – и ничего, ещё и гонорар, пожалуйста, получите.

Я сочувствующе покосился на мужика в деловом костюме. Тоже, поди, на производстве работает. Сто пудов инженер какой-нибудь. Выражение его лица, обращённого к изжелта-сливочному развороту «Любви и убийства», утыканному паскудными тёмно-серыми буковками, источало попеременно то невыносимую муку, то дебильное удовлетворение.