Впервые я увидел Константина Константиновича Рокоссовского на наблюдательном пункте командующего 19-й армией генерала В. З. Романовского. Маршал вышел из машины, высокий, подтянутый, с веселой улыбкой. Без всякой рисовки поздоровался со всеми офицерами и генералами, прибывшими к командующему армией за получением задач по штурму Гдыни на завтра.
Так вот он каков, наш кумир! Именно таким я себе его и представлял. К. К. Рокоссовский был одаренным полководцем. В нем сочетались дальновидность, стратегическая зрелость и выдающиеся организаторские способности. Маршалу были присущи также творческое дерзание и новаторская мысль. Он был одним из тех, кто смело ломал устаревшие каноны в военной науке, создавал и утверждал новое, передовое. И при этом — человек чудесной души, большого обаяния. Я всегда преклонялся перед такими людьми, как Константин Константинович Рокоссовский.
Командарм пригласил маршала в землянку. На улице остался начальник политуправления фронта А. Д. Окороков. Его окружили офицеры, завязалась непринужденная беседа. Когда беседа подходила к концу, я попросил разрешения обратиться по личному вопросу.
Я изложил начальнику политуправления фронта суть просьбы. 22 января погиб мой начальник штаба подполковник Иван Михайлович Глазычев. Его семья проживала в Ленинграде, и мы решили отправить все личные вещи вдове подполковника. Для этого я командировал в Ленинград его ординарца. Вскоре в бригаду прибыла финансовая комиссия фронта, которая решила, что я поступил незаконно. И вот на днях я получил приказ по фронту: командующий объявил мне выговор и приказал удержать с меня стоимость проезда ординарца в Ленинград и обратно. Дело, конечно, не в деньгах, а в наказании. Я попросил генерала А. Д. Окорокова, чтобы он доложил о моей жалобе маршалу.
— Садитесь и пишите рапорт, — подумав, ответил генерал. — Пишите на имя командующего фронтом. Я поговорю с маршалом.
Он ушел в землянку. Прошло совсем немного времени, как оттуда вышел адъютант.
— Полковник Скоробогатов? — обратился он ко мне. — Вас вызывает маршал.
К. К. Рокоссовский стоял, склонившись над длинным, заваленным картами столом. Я отрапортовал по всем правилам. Он положил цветной карандаш, поздоровался со мной, сел, откинувшись на спинку полевого кресла, и попросил кратко изложить суть дела.
И сразу же растаял лед официальности. Сколько доброты, душевной щедрости было в этом сильном, красивом человеке! Обращаясь к генералу Окорокову и командарму, маршал сказал:
— Комбриг проявил заботу о семье своего погибшего начальника штаба, а мы его за это наказываем... Некрасиво получилось. Вот так, по занятости, иной раз не вникнешь в суть дела, подмахнешь приказ. Будем считать вопрос исчерпанным.
Он повернулся к адъютанту:
— Передайте мое приказание подготовить проект приказа о снятии взыскания.
28 марта 1945 года войска 2-го Белорусского фронта после тщательной разведки системы огня противника и подавления его артиллерией приступили к ликвидации восточнопомеранской группировки гитлеровцев. Начался штурм Гдыни 40-м гвардейским стрелковым и 3-м гвардейским танковым корпусами при поддержке нашей артиллерийской дивизии. Больше половины артиллерии дивизии мы поставили на прямую наводку, тяжелые бригады были переданы непосредственно командирам 10-й и 102-й гвардейских стрелковых дивизий, которые использовали их в составе штурмовых групп.
Ранним утром 28 марта я ехал на новый наблюдательный пункт через огневую позицию 3-й батареи 1220-го артиллерийского полка. Моросил мелкий дождь, личный состав батареи работал в плащ-палатках.
— Какая задача вам поставлена? — остановив машину, спросил я командира батареи капитана Ф. А. Сарайкина.
— Выдвигаем орудия на открытую огневую позицию, — отрапортовал он. — Сегодня будем штурмовать Гдыню.
— Вы что, ранены? — Я указал на повязку на шее.
— Так точно, товарищ полковник, — ответил Сарайкин. — Последние дни бои ведем почти без перерыва. До Берлина заживет!
Захотелось пообстоятельней поговорить с капитаном.
— Ну как, жарко было вчера, когда штурмовали Цыссау?
— Сопротивлялись немцы крепко, — ответил он. — Особенно, когда мы вышли на центральную площадь. Батарея была на прямой наводке, и так получилось, что остались мы без пехотного прикрытия. Вот где досталось! Танковую атаку отражали огнем гаубиц, пехоту отбивали пулеметами да автоматами. Так до самого вечера, пока не подошло подкрепление.
— Спасибо за службу, командир батареи, до встречи, — попрощался я.
Мой новый наблюдательный пункт оказался неподалеку от 3-й батареи, которая заняла позиции на опушке леса для стрельбы прямой наводкой. В тот день мне довелось воочию увидеть работу капитана Сарайкина и его артиллеристов.
Гдыня перед нами как на ладони. Хорошо видны дома, где притаились враги, городское кладбище — там тоже засели гитлеровцы. Начальник связи бригады майор Банит доложил о готовности связи для управления огнем.