Читаем Одноразовые люди полностью

Исчезновение рабовладельцев является проблемой, но не непреодолимой. Все виды преступлений стремительно эволюционируют. Невероятная изощренность является отличительным знаком и высокоуровневого финансирования наркобизнеса, и компьютерного жульничества. Но и соответствующая законодательная база также становится более изощренной. В случае рабства это потребует больше времени, поскольку многие люди даже не понимают, что совершается преступление, к рабству привлечено слишком мало общественного внимания. В развитых странах очень мало людей страдают от рабства, а в остальном мире рабов заставляют молчать. Собственно законы необходимо переписать, чтобы расширить ответственность и вину. Новые или измененные законы должны быть направлены на намерения закабаления или получение прибыли от рабства, так же, как законы об убийстве наказывают за умышленность убийства, а не возлагают вину только на того, кто нажал на курок. Физическое расстояние между рабами и хозяевами увеличивается, так что законы должны быть построены так, чтобы возрастающая дистанция не означала сокращающейся ответственности.

Если ответственность за рабовладение будет распространена на тех, кто получает от этого прибыль, мы столкнемся с шокирующей этической проблемой. В числе получающих выгоду от рабства может оказаться любой — даже вы или я. Ваш пенсионный фонд или касса взаимопомощи, возможно, покупают ценные бумаги (что, в конце концов, является частичным владением) компаний, владеющих компаниями, которые через посредников используют рабский труд. Как далеко по этой экономической лестнице нам следует продвигаться? Как много звеньев должно оказаться между рабом и «владельцем», прежде чем с последнего будет снята ответственность? Или эта цепь не должна оканчиваться? Разве неведение является оправданием? Если ваше рабочее место зависит от доступности сырья, произведенного рабами, на чью сторону вы встанете? Некоторые из текстильных рабочих в Англии XIX века, протестовавшие против извлечения прибыли из рабства, потеряли свою работу и голодали. А как быть с производителями или оптовиками, которые закрывают глаза на то, что продукция, которую они покупают и продают, сделана рабами? Многие годы ковры, сделанные детьми-рабами, продавались в лучших магазинах (и продолжают там продаваться). Конечно, зарубежные поставщики в курсе, а как совет директоров? Предпримут ли директора компании шаги, гарантирующие, что компания не вовлечена в систему рабства? И должна ли ответственность перед законом быть личной или корпоративной? В чем больше справедливости — в том, чтобы предъявить обвинение человеку, который сознательно поставляет товары, произведенные рабами, в сеть розничной продажи, или в том, чтобы вся сеть заплатила большой штраф за торговлю ими? Или должно быть и то, и другое?

Мы должны признать, что существует несколько уровней ответственности. Мы должны решить, в какой мере мы, граждане и человеческие существа, отвечаем за искоренение рабства. Как указал Уильям Грейдер:

Самый глубокий смысл глобальной индустриальной революции состоит в том, что у людей больше нет свободного выбора в вопросах идентичности. Готовы они к этому или нет, но они уже в мире. Как производители или потребители, как рабочие, торговцы или инвесторы, они теперь связаны с весьма удаленными «другими» сложными коммерческими и финансовыми нитями, превращающими земной шар в унифицированный рынок. Процветание Южной Каролины или Шотландии тесно связано с Штутгартом или Куала-Лумпуром. Истинные социальные ценности калифорнийцев или шведов будут определяться тем, что приемлемо на фабриках Таиланда или Бангладеш[102].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука
Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции
Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции

Занимает ли наш вид особое место во Вселенной? Что отличает нас от остальных видов? В чем смысл жизни каждого из нас? Выдающийся американский социобиолог, дважды лауреат Пулитцеровской премии Эдвард Уилсон обращается к самым животрепещущим вопросам XXI века, ответив на которые человечество сможет понять, как идти вперед, не разрушая себя и планету. Будущее человека, проделавшего долгий путь эволюции, сейчас, как никогда, в наших руках, считает автор и предостерегает от пренебрежения законами естественного отбора и увлечения идеями биологического вмешательства в человеческую природу. Обращаясь попеременно к естественно-научным и к гуманитарным знаниям, Уилсон призывает ученый мир искать пути соединения двух этих крупных ветвей познания. Только так можно приблизиться к самым сложным загадкам: «Куда мы идем?» и, главное, «Почему?»

Эдвард Осборн Уилсон

Обществознание, социология