Читаем Одноразовые люди полностью

Чтобы разобраться, как рабство входит в нашу повседневную жизнь, нам необходимо привлечь хороших исследователей, хороших экономистов и хороших бизнесменов: исследователей, чтобы следовать за потоками сырья и продукции, текущими из рук рабов в руки конечных потребителей; экономистов, чтобы исследовать природу бизнеса, базирующегося на рабском труде, и выработать осуществимые альтернативы; опытных бизнесменов, чтобы помочь предприятиям вдоль всей производственной цепочки найти лучший способ прекратить свое участие в рабстве. И все эти исследования и информация будут бесполезны без тех, кто учит потребителей и помогает им принять при покупке продуманные и ответственные решения, способствующие освобождению рабов. Я верю, что когда люди узнают, что их расходы на покупки и инвестиции могут действительно помочь освободить рабов, они будут поступать правильно. К сожалению, сегодня многие из нас находятся в неведении по поводу товаров, произведенных рабами, или о том, как наши пенсии и ценные бумаги могут использоваться для финансирования рабства. Но прежде чем мы взглянем на организацию, которая может помочь покончить с нашим незнанием, мы должны изучить третий ключевой фактор, делающий рабство возможным, — правительственную коррупцию.

Абсолютная власть, абсолютный хаос — коррупция и насилие

Когда мы пытаемся понять коррумпированность правительства, имеет смысл рассмотреть одно из наиболее бесчеловечных правительств в истории — гитлеровскую Германию. У многих людей сложилось ошибочное впечатление, что нацистская администрация работала с потрясающей эффективностью. На самом деле за спиной вымуштрованно марширующих армий скрывалось правительство беспорядка и редкой жестокости. Историк Ян Кершоу показал, как нацисты и их обожаемый фюрер породили «самую большую путаницу в правительстве, которая когда-либо существовала в цивилизованном государстве». Когда центр правительства занят бессистемными актами расизма и жестокости, придатки правительства, такие, как полиция, становятся неуправляемыми. В Германии, как объясняет Кершоу, «большинство чинов в полиции остались на своих местах, когда нацисты пришли к власти, но их действия теперь отличались от принятых — их спустили с поводка»[104]. Единственные приказы, которые они получали из центрального правительства, состояли в том, чтобы подавить всех врагов государства, особенно евреев, и для достижения этой цели все было дозволено. В нацистской Германии, как в сегодняшней Бирме, одним из механизмов подавления был рабский труд.

В большинстве стран развивающегося мира правительства несут хаос в такой же степени. Однако их ведущий мотив — не нацистский антисемитизм, а алчность. Глобализация означает, что ценности, доминирующие в западных экономиках, переносятся в развивающиеся страны. Идея о прибыли как оправдании всего, успехе, дающем уважение, ведет вперед новое предпринимательство, которое вследствие этого игнорирует ценность человека. Государственная деятельность, которая ранее была некоммерческой (начиная от надзора за законодательством до помощи голодающим), превратились в прибыльный бизнес. Момент, когда политики и бизнесмены разделили новые доходы, стал началом коррупции. Когда правители начинают гнаться за огромным потенциальным богатством глобальной экономики, порядок в государстве разрушается. По словам Грейдера в таких условиях «закон всегда страдает. Связи общественного договора рвутся на части, и люди оказываются в ситуации, где каждый играет по своим правилам. Это ведет к другой периодически повторяющейся особенности экономической революции — коррупции»[105]. В любой стране присутствуют коррупция, но именно особая сила стремительных экономических перемен невероятно увеличивает и ее интенсивность, и ее размах. Существующие властные структуры опрокидываются, и разгорается битва за заполнение образовавшегося вакуума. Стабильные, хотя и бедные, экономики замещаются бессистемным развитием и эксплуатацией. И, как мы видели, в условиях отсутствия закона алчность может перевесить права человека.

Каждой стране присуща некоторая степень коррумпированности. Решающий вопрос заключается в том, что сильнее — коррупция или связи общественного договора? Вы можете задать одни и те же вопросы любому правительству в мире: работают ли люди, обладающие властью, начиная от президента до полицейского, согласно законам или в целях собственного обогащения? Общественные отношения формируются общими целями или эксплуатацией? Мой русский друг рассказал мне, насколько он был потрясен поведением полицейских в Америке: «Они остановили мою машину, но не потребовали денег!» Проблема проста: когда полиция становится прогнившей, прогнившим может стать все. Когда силовые структуры и стоящий за ними потенциал оружия и пенитенциарной системы действуют выборочно и с целью получения прибыли, закон просто-напросто перестает существовать. Лихорадка алчности сделает невозможным любой закон против рабства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука
Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции
Смысл существования человека. Куда мы идём и почему. Новое понимание эволюции

Занимает ли наш вид особое место во Вселенной? Что отличает нас от остальных видов? В чем смысл жизни каждого из нас? Выдающийся американский социобиолог, дважды лауреат Пулитцеровской премии Эдвард Уилсон обращается к самым животрепещущим вопросам XXI века, ответив на которые человечество сможет понять, как идти вперед, не разрушая себя и планету. Будущее человека, проделавшего долгий путь эволюции, сейчас, как никогда, в наших руках, считает автор и предостерегает от пренебрежения законами естественного отбора и увлечения идеями биологического вмешательства в человеческую природу. Обращаясь попеременно к естественно-научным и к гуманитарным знаниям, Уилсон призывает ученый мир искать пути соединения двух этих крупных ветвей познания. Только так можно приблизиться к самым сложным загадкам: «Куда мы идем?» и, главное, «Почему?»

Эдвард Осборн Уилсон

Обществознание, социология