Читаем Одноразовый доктор полностью

Одноразовый доктор

– Да, икра! – вспылил доктор. – Вы не согласны? – Лихорадочно вспоминая и соображая, он ударился в панику.

– Икра! – захохотал пациент.

Все его страхи как рукой сняло. Он стал раздуваться.

Доктор встал, у него задрожали ноги.

– Икра, икра, у женщин внутри икра! – гремел ябеда, разрастаясь.

Доктор попятился и вжался в стену. Пациент увеличивался, как надуваемый шар. Спица выскочила и звякнула о пол. Треснул и осыпался гипс. Лопнули бинты, покатилась гирька. Монитор погас первым, свет – вторым. Молодой человек стремительно заполнял собою пространство.

– Я тебе покажу аппроксимацию! – проревел он победоносно.

Доктору сделалось нечем дышать.

– Икра! – Это было последнее слово, которое он услышал.

Концерт на карантине

От автора: концерты – игра. Читатели фразу кидают, а я развиваю. Этот концерт – детище ковидного карантина 2020 года. Все написанное так или иначе связано с этой неприятной эпидемиологической ситуацией.

Пищевая цепочка господина Лю

Евгении Дудник

Вводная: «Вот разные рыбы»

– Вот разные рыбы, – благожелательно отмечал господин Лю, шествуя через рынок. – Вот разные крабы. Вот разные гады, благоухание которых пленяет…

Мутноглазые рыбы подрагивали в корзинах, неуклюжие крабы норовили слинять. Их попытки были смехотворны! Господин Лю смеялся от души.

Гады уже никуда не спешили, они скворчали на гигантских жаровнях. Повара ловко подхватывали их шумовками, подбрасывали, жонглировали ими и выдыхали огонь, который ровно обжаривал гадов.

Рынок уже не просто гудел, а местами визжал – так вырываются из-под крышки струи раскаленного пара.

Господин Лю шел дальше.

– Воину, следующему Путем, нет дела до рыб, – провозглашал он негромко, но колебания воздуха достигали чутких ушей отдаленного Шаолиня, и тридцать тысяч мудрецов одобрительно кивали в ответ. – Нет ему дела и до жалких гадов.

Каждое слово господина Лю становилось загадкой.

– Вот жабы, мой господин! – воскликнул какой-то оборванец.

Лю коротко начертил в воздухе иероглиф, и глупец, устыдившись, умер на месте. Его немедленно уволокли в палатку, из которой доносились тяжелые удары вперемежку с хакающими и хекающими возгласами.

– Вот сколопендры, – приговаривал Лю, двигаясь дальше. – Вот панголины, тараканы, опарыши, аскариды, ежи и ехидны. Воин, сознание которого светло и чисто, пренебрежет ими.

Он достиг шатра, который стоял особняком. Шатер охранялся вооруженной народной милицией, но господина Лю пропустили беспрекословно как видного деятеля партии. Приказ о его аресте и расстреле за взяточничество надлежало исполнить через четыре дня.

Толстый торговец, владевший шатром, искренне умилился и обрадовался при виде Лю. Его хребет заходил ходуном. Цены на редкостные диковины, которыми он торговал для утонченных гурманов, были заоблачными.

– Ты знаешь, чего мне надобно, – кивнул господин Лю.

Тот угодливо осклабился и зашептал:

– Проследуйте внутрь, уважаемый товарищ. У меня свежие поступления из-за семи морей.

Он провел господина Лю в главное помещение, отделенное шторой. Там стояли клетки, из которых летели рычание, визг, шипение и нецензурная брань.

– Люди-Пауки, – шепнул торговец. – Женщины-Кошки…

Лю презрительно глянул на клетку с отвратительным молодым человеком в красно-синем костюме и маске. Из юноши тянулись клейкие сопли, а сам он застыл, готовый к прыжку.

– Специально для вас распоряжусь сварить его в поту Капитана Америки.

– Бэтмены, – коротко бросил господин Лю. – Мне нужны Бэтмены.

– Пожалуйте сюда. Их нынче целых двенадцать штук.

Коренастые, метрового роста Бэтмены мрачно глядели из высокой обезьяньей клетки. Некоторые висели на жердочке вниз головой.

Какое-то время Лю стоял, прикидывая и выбирая.

– Мне вон того, упитанного. Но…

Названный Бэтмен вдруг метнулся к прутьям, вцепился в них и яростно затряс, грязно сквернословя. Торговец просунул палку и ударил его по голове.

– Тихо сидеть! Но – что, уважаемый товарищ?

– Но только яйца. Отрежь и выстави на солнышко. Я вернусь за ними через два дня, когда подгниют.

– Он спаривался с Женщиной-Кошкой, товарищ.

– Вот как? Это меняет дело. Тогда через четыре.

– Вы пальчики оближете…