Односельцы

Делильщики травы наделили, и наутро Охапкино высыпало на покос всей деревней. Вышли такие хозяева, которых Мельников еще ни разу не видал, как приехал. Егор Чубарый, живший до 6-го года на фабрике в Москве, но в то время был вынужден уехать в деревню, где и остался. Прежде он был белолицый, франтоватый, много и свободно говоривший, теперь он оброс бородою, загорел и глядел как-то угрюмо; Кирилл, которого Константин Иванович помнил подростком, а теперь он был высокий, стройный парень, с белокурыми усами, державший себя степенно и уверенно. Прохор Овчинник, редко показывавшийся на люди. У Мельниковых косили: старик, Константин Иванович и работница. До этого Мельников косил года три, но забыл было подробности работы всем миром, и теперь присматривался и любовался, что делается вокруг. Картина была веселая. Бабы и девки в ярких ситцах, блеск кос на солнце, лязг брусьев, постоянные взрывы смеха, игривые слова. "А есть много хорошего и в миру", -- думал он.

Но когда разделенные полосы были скошены и стали сговариваться идти домой, все, что занимало Константина Ивановича это утро, вылетело из головы.

Староста отпустил домой молодежь и баб, остановил мужиков у выгона, чтобы обсудить порядок возки сена. Мужики с косами на плечах, ярко сверкавшими на солнце, сбирались в тесную кучу и начали сговариваться, когда лучше ехать -- в три или четыре часа. Одни говорили, что начинать возить сено нужно в три, другие -- в четыре. Более позднее время отстаивали потому, что легче лошадям: не беспокоил слепень.

– - Небось, не съест, -- бывало, все в три часа ездили.

– - Бывало, -- передразнил его стоявший за четыре часа Быков, на покос ходивший, несмотря на свою грыжу. -- Бывало, овца поросят рожала, а нынче ягнят растить перестала. Бывало, травы-то нешто столько накашивали.

– - Да, трава все стала хуже и хуже, -- вздохнул староста.

– - Бывало, народ попроще был, вот бог и посылал, -- заметил как будто мимоходом Восьмаков, -- а от нонешнего народа он отступиться хочет.

– - А коли бог отступается, нужно самим хорошенько стараться. На бога надейся, а сам не плошай, -- вдруг раздался задорный голос Машистого.

Все приумолкли и насторожились. Чувствовалось, что такие слова кинуты были неспроста. Невольно все поглядели на Машистого, а к нему подвигался Протасов и Мельников.

– - Мы не плошаем, кажись, -- опять сказал староста.

– - Не плошаем, а добра все меньше собираем, и себя больше мучаем.

– - Чем же мы себя мучаем?

– - А вот тем, что такую траву косим да такой хлеб едим. У господ вон хлеб-то родится, хоть борону приставляй, а у нас колос от колосу -- не слыхать человечьего голосу.

– - Что ж поделаешь, когда лучше не родит.

– - Можно добиться, что будет родить.

– - Чего ж ты не добиваешься?

– - А то, что я не один. У меня соседи. У соседей плохо, и у меня не выйдет хорошо. А вы вот выделите мой пай к одному месту, тогда я вам покажу.

Последними словами Машистый сразу раскрыл, чего боялся мир, когда послышался его голос; вся толпа вдруг заколыхалась, сгрудилась плотней, и вдруг у всех развязались языки и посыпались отдельные восклицания. Восьмаков и Пряников вышли из себя. К ним присоединился тихий и молчаливый Прохор Овчинник.

– - Это тебя выдели, другого выдели, что ж тогда другим останется?

– - Всякому своя доля.

– - Свои доли-то разберут, а скотину пасть где будем?

– - Отдельное пастбище выгородим.

– - Так она и будет ходить в одном месте?

– - И походит.

– - Вон он куда гнет! -- воскликнул староста, показывая мужикам на Машистого с таким видом, как будто бы тот предлагал что-нибудь невозможное.

– - Это все зря, -- презрительно фыркая, поддержал старосту Восьмаков, -- нужно говорить об деле.

– - А это нешто не дело? -- вступился за Машистого Протасов, -- нешто не правда, что у нас родиться стало все хуже, а миром мы ничего не делаем?

– - Так что же ты один сделаешь? -- горячо, с загоревшимися глазами воскликнул староста.

– - А то! Отведи ты мне вон те кусты, я их в одну осень вырою, а к весне у меня тут поле будет. А мир сам не ест и другим не дает.

– - Будет зря трепаться-то!

– - Нет, не зря!

– - Так, може, и тебя выделить?

– - А что ж, выделяй, нас не мало найдется.

– - Где они, найдутся-то?

– - Найдутся.

– - Сейчас узнаем… Эй, ребята, -- крикнул староста, -- помолчите немножко. Дайте слово сказать, послушайте. Коли заговорили о выделе, давайте узнаем, кто у нас желающие. Эй, кто хочет на выдел, подходите к Харитону Петрову, а кто не хочет, отстраняйтесь прочь…

Протасов и Мельников подошли к Машистому вплотную, Быков сделал было шаг вперед, но поднял голову, оглядел всю толпу и остановился в нерешительности. Тогда к трем приятелям с вызывающей улыбкой подошел было Осип и стал с ними в ряд, но сейчас же повернулся, съежившись, побежал обратно и смешался в общей толпе.

На Осипа засмеялись. Восьмаков, стоявший поодаль, насмешливо воскликнул:

– - Ишь их сколько, не пересчитаешь!

– - Може, не все осмелились, духу не хватает? Константин Иваныч, ты человек денежный, выкинь-ка на полведерки, авось еще кто-нибудь подойдет.