– Ты всегда говоришь то, что думаешь?
– Обычно да.
Я тихонько стучусь головой в дверь. Не понимаю, почему она не отпустит меня с миром.
– О чем ты сейчас думаешь? – спрашивает она.
Я поднимаю взгляд к потолку: хоть бы какая-нибудь хронодыра малюсенькая, вспышка и молния или на худой конец инопланетяне, – чтоб исчезнуть, аннигилировать, сбежать отсюда, от этого тягостного разговора, но…
Чудес не бывает, надежда бьется в конвульсиях.
– О чем я думаю? О том, что хочу спать, – сержусь я, – что хочу остаться один, что я уже тысячу раз сказал тебе это, а ты не отпускаешь меня, хоть я уже извинился за то, что ранил твои чувства. Еще я просто не понимаю, что ты здесь делаешь. Что тебе с того, о чем я думаю?
– Что? – вздрагивает Назира. – Я не…
Наконец мне удается повернуться к ней. Чувствую себя не в своей тарелке. Сразу столько событий сегодня. Столько эмоций. Горе, страх, колоссальная усталость. Страстное желание.
Она, увидев мое лицо, делает шаг назад.
Она совершенна. Совершенна во всем. Длинные ноги, изгибы где надо. Ее лицо сводит с ума. Таких лиц просто не бывает. Мерцающие глаза цвета меда и смуглая кожа, словно бархат. Волосы темные, почти черные. Тяжелые, гладкие как шелк. У меня нет слов описать, что я чувствую, когда смотрю на нее. Я пьянею, я счастлив только оттого, что вижу ее, меня несет поток неземного счастья.
Тут до меня доходит, что я пялюсь на ее рот.
Я ни при чем. Само получилось.
Назира по привычке касается своих губ, постукивает по алмазику, пирсингу под нижней губой, у меня пересыхает во рту, я слежу за каждым ее движением. Она стоит передо мной, скрестив руки на груди, рассеянно водит большим пальцем по нижней губе, очерчивая ее, я смотрю не моргая. Вдруг вздрагивает, замечая мой взгляд. Опускает руки и сощуривает глаза. О чем она думает, мне не понять.
– Я задал тебе вопрос, – напоминаю я.
Голос у меня хриплый, как карканье вороны. Лучше бы по-прежнему на стенку пялился.
Назира молча смотрит на меня.
– Ладно. Забудь. То умоляешь поговорить с тобой, а как я задал вопрос, молчишь. Здорово.
Отворачиваюсь и берусь за ручку двери.
Потом, стоя к двери лицом, говорю:
– Знаешь… я ведь осознаю, что вежливости меня не учили, и хорошо воспитанным малым я уже не стану. Но, по-моему, ты не должна относиться ко мне как к какому-то идиоту только потому, что я не умею вести себя как вежливый придурок.
– Что? Кенджи, я…
–
– Не делать что?
В гневе я разворачиваюсь. Мне не хватает воздуха, грудь ходит ходуном.
– Прекрати меня преследовать. Ты меня не знаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Говоришь, что хочешь быть моим другом, а держишь меня за идиота. Ты постоянно меня касаешься, гладишь, как ребенка, будто хочешь успокоить! Ты что, не понимаешь, я давно уже вырос, и от твоих касаний только завожусь. – Она хочет возразить, я обрываю ее: – Мне плевать, что ты обо мне думаешь, считаешь, что я дурак, но прямо сейчас я измочален, понятно? Я выдохся. Нужен милый Кенджи – поищи завтра утром. Как же все достало!
Назира, потрясенная, замирает. Смотрит на меня распахнутыми глазищами, губы чуть раскрыты – вот и смерть моя пришла, сейчас она выхватит нож, вспорет мне брюхо и намотает мои кишки на столб. Ну и пусть!
Она начинает говорить и совсем не сердится, только голос звучит сипло.
Взволнованно.
– Я не считаю тебя ребенком.
Даже не знаю, что сказать.
Она подходит, кладет ладони мне на грудь, я обращаюсь в статую. Только внутри громко бухает сердце. Ее ладони обжигают меня даже сквозь рубашку, воздух между нами накаляется.
Это сон.
Я замираю. Едва дышу. Она ладонями скользит вверх по моей груди, и от этого простого движения мне становится так хорошо, что даже страшно. Меня магнитом тянет к ней, боюсь пошевелиться. Боюсь проснуться.
– Что ты делаешь? – хриплю я.
Она смотрит на мою грудь и повторяет:
– Я не считаю тебя ребенком.
– Назира.
Она запрокидывает голову, ее взгляд встречается с моим, и молния, жаркая боль, пронизывает меня.
– И глупым тоже не считаю, – добавляет она.
Неправда.
Я на самом деле глупец.
Просто дурак. Прямо сейчас я ни о чем не могу думать.
– Ладно, – тупо отвечаю.
Руки… что мне с ними делать? Нет, я знаю, что хочу делать с ними, но мне страшно, что вот сейчас дотронусь до Назиры, а она расхохочется и убьет меня.
Она улыбается, улыбается так приветливо, что мое сердце взрывается и осколками разлетается в груди.
– Что, так и будешь стоять? – произносит она, по-прежнему улыбаясь. – Я-то думала, нравлюсь тебе. Что все это не просто так.
– Нравишься мне? – Я растерян. – Я же тебя совсем не знаю.
– О… – Ее улыбка исчезает.
Она отводит взгляд, медленно отворачивается, и я не знаю, что на меня нашло…
Хватаю ее за руку, втягиваю в спальню и захлопываю дверь изнутри.
Назира первая целует меня.