– Потому, – отвечает она. – Мои родители лгали мне с самого детства: украли мои воспоминания, переписали мою историю. Я хочу знать – почему. Кроме того… – Назира глубоко вдыхает, – я догадываюсь, где сейчас Элла и Уорнер, и хочу помочь.
Уорнер
– Проклятие!
Я слышу едва сдерживаемый гнев в его голосе, потом звук удара чем-то тяжелым обо что-то твердое. Отец снова чертыхается.
Я замираю возле двери.
Потом, нетерпеливо…
– Чего тебе?
Он практически рычит. Я подавляю порыв страха. Делаю безучастное лицо. Избавляюсь от эмоций. Потом осторожно вхожу в его офис.
Отец сидит за письменным столом, я вижу только спинку кресла и недопитый стакан виски в его левой руке. Все бумаги в беспорядке. Замечаю на полу пресс-папье, а в стене вмятину.
Что-то пошло не так.
– Ты хотел меня видеть, – говорю я.
– Что? – Он, сидя в кресле, всем корпусом разворачивается ко мне. – Видеть тебя? Зачем?
Молчу. Я уже научился никогда ему не напоминать, если он что-то забыл.
Наконец он вздыхает.
– Да, правильно. – Молчание. – Мы обсудим это позже.
– Позже? – На сей раз я с усилием сдерживаю свои чувства. – Ты сказал, дашь ответ сегодня…
– Не до того сейчас.
В моей груди вскипает гнев. Я не выдерживаю.
– Что может быть важнее твоей умирающей жены?
Отец не реагирует. Спокойно поднимает бумаги, кладет на стол и произносит:
– Пошел вон.
Я не двигаюсь.
– Мне надо знать, что будет. Я не хочу переезжать с тобой в столицу – я хочу остаться здесь, с мамой…
– Черт возьми! – Отец с грохотом ставит на стол стакан. – Ты сам-то себя слышишь? – Он с отвращением глядит на меня. – Ведешь себя ненормально. Ты уже взрослый. Никогда бы не подумал, что парень шестнадцати лет будет так привязан к мамочке.
Гнев горячей волной плещется во мне, я ненавижу себя за это. Ненавижу своего отца, из-за него – и себя. Тихо выговариваю:
– Я не привязан.
Андерсон качает головой.
– Жалкое отродье.
Гнев еще сильнее охватывает меня, я гашу его. С усилием заставляю свой голос звучать беспристрастно.
– Я только хочу знать, что происходит.
Андерсон встает, засовывает руки в карманы, глядит в окно на город, лежащий внизу.
Картина безрадостная.
Автострады теперь как музеи под открытым небом, заполненные скелетами брошенных автомобилей. Горы мусора шеренгой тянутся к горизонту. Улицы забиты мертвыми птицами, изредка с неба падают еще. Вдалеке полыхают пожары, сильный ветер раздувает их пламя. Толстое одеяло смога накрыло город, а если появляются облака, то тоже серые, темные от дождя. Все меньше и меньше остается мест, пригодных для жизни, и некоторые районы пришлось покинуть. К слову, из прибрежных районов уже всех эвакуировали, улицы затопило водой, дома постепенно разрушаются.