Одри Хепбёрн

Её мир — зачастую такой же хрупкий, как она сама, — рухнул. Она была уничтожена, зная, что не может стать матерью. Наверное, это последствия падения с лошади. «Это трагедия», — сказал Мел глухим от волнения голосом. Одри погрузилась в «чёрные сумерки», как она сама называла это состояние, и в очередной раз боролась с депрессией. Она весила всего 44 килограмма и постоянно курила (до шестидесяти сигарет в день). «У меня было разбито сердце, и у Мела тоже, — скажет она, вспоминая о том времени. — Мы почти не разговаривали с ним несколько месяцев. Но Мел всё взвалил на себя и заботился обо мне. Я думаю, что это помогло ему выстоять. Видя, что он взял себя в руки, я тоже взбодрилась и выпросталась из депрессии». Время и любовь мужа залечили рану в её сердце. К Одри понемногу возвращался вкус к жизни.

Летом 1959 года она была одной из претенденток на главную роль в фильме с самым большим бюджетом в истории кинематографа до «Титаника» — «Клеопатре». Её агент послал черновик сценария другой своей клиентке — Элизабет Тейлор. В то время Одри и Элизабет были самыми высокооплачиваемыми актрисами в мире. Обе проявили интерес к этому проекту. Но «Парамаунт» отказалась отдать роль Одри, и вожделенный контракт получила Элизабет Тейлор, которой выплатили миллион долларов сразу и потом ещё по 50 тысяч долларов в неделю за сверхурочные часы и по три тысячи в неделю компенсации. Она также получила большой процент от сборов.

Одри упустила роль Марии в «Вестсайдской истории» и роль в «Кардинале» Отто Премингера. Она явно «превратилась в развалину», как выразилась одна её подруга; некоторые припомнили, как в 1958 году на премьере фильма «Прощай, оружие!» она впервые не смогла сдержать эмоции на публике. На экране Дженнифер Джоунс изображала родовые муки. Одри разволновалась и внезапно вышла из зала, сопровождаемая одним из друзей. На следующий день её осадили журналисты, расспрашивая о причинах такого внезапного ухода, и она сдалась: «Я так мечтаю иметь ребёнка...»

Через шесть лет тревожных надежд, несмотря на происшествие с конём, её желание наконец-то сбылось. Семь месяцев спустя после выкидыша Одри снова забеременела. «Я не сказала об этом никому, только Мелу. Я даже пыталась не думать об этом. Я боялась, что меня сглазили. Я заключала сделки с Богом, давала безумные обещания, зная, что не смогу их сдержать. Но я бы сделала что угодно, лишь бы обеспечить благополучие этому малышу», — скажет она потом.

На сей раз она решила, что несчастных случаев больше не будет. По совету врача она отказалась от всех съёмок. Сначала она поехала с Мелом в Рим, где он начал сниматься под руководством Роже Вадима в фильме «Умереть от удовольствия». Она светилась от радости: начались настоящие «римские каникулы» со всеми составляющими счастья, о каких она всегда мечтала: любящий муж и будущий ребёнок. Съёмки фильма Вадима продолжились в Париже; как и в Риме, Одри с восторгом вернулась на места своего успеха: «Вы знаете, в глубине души Мел всегда считал меня парижаночкой из-за “Жижи”, и я этим горжусь. Вы тоже, не так ли?» — говорила она журналистам.

Потом она благоразумно вернулась в Швейцарию. Проводила все дни в красивом саду в Бюргенштоке в ожидании великого дня. «Я думаю о малыше каждую секунду, — говорила она с воодушевлением. — Я похожа на женщину, запертую в монастырь, которая считает часы». Она отклоняла все приглашения и каждый вечер ложилась спать в девять часов. Иногда она не могла отогнать старые воспоминания, мысли о голливудских звёздах, которым не дано было стать матерями. Она думала о Мэрилин Монро (два выкидыша) и Марии Шелл. Но больше не вязала — и так уже достаточно; к тому же она боялась, что новые ползунки навлекут беду.

Шли недели, она приняла в дом четверых детей Мела и окружала себя как можно большим количеством молодёжи. Ей хотелось, чтобы её малыш слышал смех. Так она провела зиму и весну, отдыхая в своём шале, читая и совершая приятные прогулки. Наконец, после грозы, утром в воскресенье 17 июля 1960 года она родила в городской больнице крепкого мальчика. Он весил больше четырёх килограммов и получил имя Шон. Это ирландский аналог имени Ян, которое носил брат Одри; оно означает «дар Божий».

Через пять минут после рождения сына у Одри сдали нервы. «Покажите мне ребёнка, покажите сейчас же! — кричала она, и по её бледным щекам текли слёзы. — С ним всё хорошо? С ним правда всё хорошо?» Уже давно её терзал тайный страх, что малыш родится с физическим изъяном. Её пришлось успокаивать, и когда она поцеловала Мела, на её утомлённом лице проступила слабая улыбка. «Я была так счастлива при мысли, что подарила жизнь, всё казалось мне прекрасным, — скажет Одри. — Помню, что слышала какой-то треск. Потом я узнала, что пока я рожала, была ужасная гроза, но у меня было впечатление, что все аплодируют моему выступлению». «Я сейчас самый счастливый человек на земле, — сказал Мел, стоя у постели Одри. — Мы оба так хотели иметь малыша. Это мальчик, и мы ещё больше рады».