Там, где это возможно, говорю, что противник становится не слабее, а сильнее. Никто мне не верит. Говорю также, что потери противника меня не интересуют. Хочу, мол, слышать о наших потерях. Как правило, соседи по купе пропускают такую реплику мимо ушей. О реальном положении вещей люди знать ничего не хотят. Лишь бы вообще не думать. Лишь бы глотать горстями сладкие пилюли от Геббельса. Да, немцы — это особая раса. Интересно, когда придет тотальное протрезвление?
У нашего сына сегодня день рождения. Это случается лишь раз в четыре года. Мысленно он будет в Германии. Подумает и о том, что его родители оказались умнее большей части немецкого народа, который продал свою душу Гитлеру с его идеей завоевания мирового господства. Бедный, душевнобольной народ!
А что говорил господин рейхсмаршал 9 августа 1939 года?
«…мы не дадим упасть на Рурский бассейн ни единой бомбе…»
А что говорил я тогда болтунам, бездумно вторившим ему?
«У вас что, есть железные занавеси, спускаемые с неба, чтобы вражеские летчики не могли проникнуть в воздушное пространство Германии?»
Тогда меня считали гадким нытиком и соответственно со мной обращались. Нацисты смотрели на меня косо, ведь я оказывал (как писал г-н Мённиг крайсляйтеру Бакхаусу) «на лаубахское население плохое влияние».
Вот так, непрерывно, с момента «захвата власти», идет борьба с недомыслием масс. Число верящих Гитлеру слегка сократилось. Но главная битва еще впереди.
Если после окончания войны немецкий народ соберется с духом и постарается определить самые мрачные стороны гитлеровской тирании, то пресса и ее сотрудники окажутся первыми в списке… Запрет свободы слова — это, по-моему, одно из величайших преступлений по отношению к Германии и немецкому народу. Этих пособников диктатуры надо безжалостно заклеймить и привлечь к ответственности. Надо не дать этим мерзавцам моментально, подобно хамелеону, изменить свои взгляды. В период после 1918 года самых печальных примеров такого рода было немало. Сегодня он — за монархию, завтра — за республику, послезавтра — за фашизм. Добродушие демократии обернулось тогда преступным легкомыслием. <…> Придет время, и, располагая обилием соответствующего материала, я назову имена и приведу доказательства. По пачкотне этих моих современников зачастую трудно судить о том, кто из них гнусный преступник, а кто просто сошел с ума. Вот имена нескольких журналистов, сочинения которых появились в газетах с 20 по 29 февраля этого года. Из каждого репортажа я привожу наиболее яркие фразы.
Эрих Вагнер (Берлин): «Руины не станут свидетельством разрушения, ибо из пепла наших городов возникнет поистине нечто новое».
Д-р Эдцард Хоббинг: «Фюрер олицетворяет сегодня весь наш народ, а значит, и рейх. Его требования — это требования немецкого народа, его веления — это веления рейха. <…> Тот, кто сегодня клянется фюреру в верности и повиновении, сам себе уже не хозяин. Он принадлежит фюреру и его народу, им он отдал в залог свою честь».
Д-р Клеменс Шокке: «По понятным причинам германское командование не всегда вольно открыто сообщать о наших потерях. В противном случае враг гораздо лучше знал бы о наших внутренних резервах. Поэтому немецкий народ вынужден обходиться примерными цифрами…»
«Защищайте ваших детей от воздушного террора», — восклицают нацисты. Об этом им нужно было думать еще в 39-м!
Прекратить террор с воздуха можно только заключением мира. Мир питает, вражда истощает![55] <…>
Дети стали жертвами бессмысленной войны не только в Гамбурге. Война прошлась уже по городам и селам всей Германии, оставляя после себя общие могилы.
Тетрадь восьмая
12 марта 1944 — 26 августа 1944
Д-р Геббельс говорил в Зальцбурге о «шансах Германии на победу». Он извлек из своих знаний истории примеры, дабы доказать немецкому народу, что стойкость и непоколебимость — залог победы, а значит, надо лишь проявить выдержку.
Любой повод хорош, чтобы сослаться на Фридриха Великого. Хотя этому пруссаку просто везло. Разве можно сравнивать тогдашнее время с нынешним! Русские армии вот-вот вторгнутся в Румынию, Венгрию, Польшу и Прибалтику. Английские и американские войска готовы к высадке на континент. Что тут общего с Афинами, Спартой, Римом и Пруссией?