Одурманивание Маньчжурии. Алкоголь, опиум и культура в Северо-Восточном Китае

Великая война (1914–1918 гг.), которой суждено было стать Первой мировой войной, и революция в России (1917 г.) замедлили рост многих секторов алкогольной промышленности Северо-Восточного Китая. Спад в деятельности обострился кратким запретом на спиртное со стороны России. Так, в 1914 г. продажи байцзю и пива сократились по сравнению с показателями 1913 г. на треть[85]. Некоторые местные производители – в частности, базирующаяся в Фэнтяне марка «Лаолункоу» (буквально «Пасть старого дракона») – отметились ростом на фоне снижения конкуренции со стороны иностранных компаний после того, как регион покинули европейцы, а маршруты поставок были нарушены [Shenyang 1993: 5–6][86]. В 1916 г. руководивший регионом милитарист Чжан Цзолинь, желая повысить доходность отрасли, создал алкогольно-табачную монополию. В результате стоимость товаров увеличилась примерно на 12 %, взимаемых с производителя в виде налогов. При этом никакой единой тарификации налогов в регионе не было выработано[87]. В августе того же года российская администрация Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) в Харбине[88] призвала ввести запрет на производство, куплю-продажу и потребление алкоголя в радиусе 80 км от линий КВЖД, в результате чего возник конфликт с китайскими компаниями розничной торговли и, весьма вероятно, значительным числом потребителей [Ha’erbin]. 12 июня 1917 г. в Цзилине состоялась встреча с участием руководства КВЖД и местных китайских жителей, в результате которой последние обратились в органы иностранных дел с просьбой отказать российской стороне в этой инициативе. Тем не менее, уже 10 июля КВЖД приказала закрыться всем профильным магазинам в пределах ее сферы контроля, в том числе 740 заведениям, собственниками которых были китайцы. Китайские розничные торговцы добивались отмены запрета, который был в конечном счете снят в феврале 1918 г. Производственные показатели постепенно восстановились в последующие три года[89].

В начале 1920-х гг. разразился новый скандал в связи с требованиями США предоставить обеспечение кредитов на железнодорожные нужды за счет налоговых поступлений за алкоголь и табак [Shengjing shibao 1919: 1]. Корреспонденты газеты «Шэнцзин шибао» осуждали такие требования как крайнюю форму проявления империализма, которая признавалась тем более отвратительной с учетом того, что в США в то время как раз проводилась политика «сухого закона» (1920–1933 гг.). Почему же, вопрошали китайские авторы, американцы пытаются получить прибыль с продукции, которая является незаконной в их собственной стране? Реакция на американские требования подчеркивает восприятие алкоголя как чего-то весьма существенного и важного. Критики утверждали, что предоставление американцам контроля над спиртным и табаком поставило бы под угрозу местные обычаи и принесло бы страдания обездоленным, поскольку оба продукта составляли часть повседневной жизни людей и по большей части производились местными предприятиями. Несмотря на такие обостренные дискуссии, рост налогов и падение доходов, в 1920-х гг. цены на алкоголь оставались сравнительно приемлемыми. Более того, отрасль переживала рост[90]. К концу 1920-х гг. только в Харбине ежегодно производилось почти два миллиона литров спиртного, в том числе больше 4,3 миллионов бутылок пива [Ha’erbin].