Пространство дифференцировано, анизотропно, полимасштабно, полиритмично, сложно пронизано смыслом и деятельностью, а качество доминирует над количеством и формы над формулами — но пространство ли это? Ландшафт радикально отличен от привычных пространств, будь то пространство ньютоновской механики или идейно сходных с ней классической экономики и социологии. В ландшафте нет оснований задать отдельно геометрию и физику (экономику, семантику), как в текстах трудно по отдельности задать синтаксис и семантику. Синтаксис текста и морфология ландшафта семантичны. «Мифопоэтическое пространство всегда заполнено и всегда вещно; вне вещей оно не существует, и, следовательно, в определенном смысле категория пространства в этих условиях не может быть признана вездесуще-универсальной» [Топоров 1983, 233]. Ландшафт — аристотелианское пространство [см.: Визгин 1982]. Обычное выражение «нанести на карту» имеет неявной пресуппозицией то, что карта — не пустое несущее пространство, но уже насыщенное смыслами.
Идеальному ландшафту присущ единый стиль, выражающийся в рисунке ландшафта. Идеальный ландшафт равно и красив и удобен (но отнюдь не прост, а сложен) для жизни, в том числе и буквально — для ходьбы: тем самым это ковер мест
; эта метафора эвристична, в том числе при представлении ковра иконическим текстом, требующим движения для постижения. Ковер — сплетение многих разноцветных линий, образующих единый узор. Взаимная пригнанность всех деталей, форма, воспринимаемая как художественное произведение, единая цветовая гамма. Здесь нет телесных, визуальных и смысловых лакун и конфликтно-барьерных границ.Отдельные места — не фрагменты, они живут в целом композиционно, функционально и визуально. Значимые места не доминируют над местами, а выражают их специфику. Существенны разные расчленения ландшафта, выделение его отдельных мест разными, дополняющими друг друга способами, в том числе для разных групп, разных функций, в разные сезоны.
Ландшафт красив без специальных «украшений». ландшафт не разделен на зоны прекрасного и безобразного, его красота достигнута не вкраплением отдельных «красивых мест» — но гармонией целого. Избыток красивости портит ландшафт. Ландшафт смотрится как живая картина, читается как поэзия, звучит как музыка, благоухает букетом ароматов.
Идеальный ландшафт — цветущее разнообразие мест и направлений, живой диалог мест. Естественно привилегированные направления организуют ландшафт. Их много, как и осей симметрии. Ландшафт сложно симметричен. Неизбежная асимметрия функциональна и несет особый смысл.
Представим себе обычный предмет мебели — стул. Во-первых, он имеет некоторые составные части — ножки, спинку, сиденье. В обобщенном образе стула как такового составные части в единстве с их конструкцией образуют архетип стула. Во-вторых, разные стулья могут быть классифицированы, сгруппированы на основании общих признаков, это классы. В-третьих, стулья могут быть по-разному расставлены в пространстве, образуя разные конфигурации. В-четвертых, стулья и иные предметы мебели — столы, шкафы — образуют целостные комплекты-гарнитуры. И т. д. — различие этих аспектов вполне очевидно. Если представить себе все эти предметы сросшившимися и даже слившимися в единую ткань «стульность», то провести различие частей стула, класса стульев, гарнитуров и т. д. окажется почти невозможным. Это лишь некоторое приближение к ландшафтной ткани и указание на трудности морфологии ландшафта. В географии все эти ситуации еще и районируются и картографируются, что позволяет систематизировать данные и представлять дифференциацию среды, но затрудняет уяснение статуса этих процедур. Сила и слабость карты в том и состоит, что карта единым образом показывает и расчленение ландшафтного фона, и его дифференциацию. Продолжу сравнение. В музыкальном произведении очевидны отдельные звуки (и дискретный способ их записи — ноты), но музыкальный поток един и сплошен.
Трудность представления морфологии ландшафта обычным образом состоит, по-видимому, и в том, что сам язык, будучи дискретным, легче описывает дискретные универсумы, а сплошные непрерывные среды лишь тогда, когда есть математический формализм. Кроме того, для культуры и науки ландшафт экзотичен как все маловажные далекие периферийные явления. Всюдный ландшафт, вместилище культуры, — ее далекая периферия. Дело еще и в том, что морфология разработана в разных сферах знания для совокупностей от четливых отде льностей [о морфологии сплошных сред см.: Каганский 1989; Чебанов 2017]. Морфология ландшафта — морфология без явных индивидов, их статус проблематичен!